Королева Кастильская
Шрифт:
А Хуана? О Хуане лучше не думать. Она никогда не станет страдать молча.
Сейчас это взбалмошное создание вскочило на ноги и протянуло руку брату.
– Давай станцуем, – скомандовала она. – Мария, возьми лютню и сыграй нам.
Мария с безмятежным видом отложила вышивание, настроила лютню и взяла первые аккорды паваны. [1]
Брат с сестрой начали танец. Они были красивой парой, однако такими разными. Эта мысль одновременно пришла в голову Изабелле и Катарине. Различие между ними настолько бросалось в глаза, что люди часто говорили об этом, видя Хуана и Хуану вместе. Они были
1
Павана – старинный медленный бальный танец XVI–XVII вв. (Здесь и далее прим. перев.).
Роскошные золотисто-каштановые, как и у их матери, волосы Хуаны обрамляли ее лицо и падали на плечи; в ее огромных глазах нередко вспыхивали яростные огоньки, а настроение менялось за какие-то секунды. Хуана никогда не была совершенно спокойной. Даже во сне ее лицо оставалось тревожным.
Совершенно иным был светлый ангельский лик Хуана. Он танцевал с сестрой не только потому, что она просила, но и потому, что догадался – мысли о замужестве волнуют ее. Танец снимет физическое напряжение, поможет успокоиться.
Даже если ему не хотелось танцевать в тот момент, когда его просили, он сразу же изменял свои намерения. Таков был его характер. Он обладал редчайшим качеством не только доставлять удовольствие другим, но и делать так, что их желания становились при этом его желаниями.
Катарина вернулась к окну и еще раз взглянула на раскинувшуюся долину и горы вдали, а также на то, как в замок въезжают и уезжают из него люди.
Девочка заметила, что ее сестра Изабелла тоже встала рядом, и улыбнулась. Изабелла вдруг почувствовала, что ей нужно защитить сестру от всех невзгод, которые могли выпасть на долю дочерей Испанского дома, и обняла девочку. Воспоминания об Альфонсо всегда вызывали в ней скорбь, но она предпочитала делиться своими переживаниями только с духовником матери, поскольку он никогда не утешал ее, а журил так, как журил бы самого себя. Кроме того, вид его бледного изможденного лица еще больше увеличивал ее печаль и отвечал грустному настроению.
Бывали моменты, когда она страстно желала уйти в монастырь и провести жизнь в молитвах до самой смерти, пока не воссоединится с Альфонсо. Такое было бы возможно, не будь она дочерью испанского короля.
– Смотри, – сказала вдруг Катарина, показывая на сухопарую фигуру в одеянии францисканца. – Вон духовник королевы.
Изабелла посмотрела вниз на мужчину, который вместе со своим спутником собирался войти в Алькасар. Она не могла четко разглядеть худое суровое лицо монаха, но поняла, что это именно тот, кого она ждала.
– Я рада, что он здесь, – проговорила она.
– Изабелла, он… немного пугает меня. Лицо Изабеллы стало строже.
– Не надо бояться добродетельных людей, Катарина, а в Испании нет человека благочестивей, чем Хименес де Сиснерос.
Королева сидела в своей комнате на скамье у окна. Выражение ее лица оставалось спокойным и непроницаемым. Она собиралась выполнить неприятный долг, хотя это было для нее мучительно.
«Вся моя семья здесь со мной, – размышляла королева. – Испания сейчас сильнее, чем год назад; теперь мы – Объединенное королевство, христианское королевство. За прошедшие три года с тех пор, как мы вместе с Фердинандом подавили последний оплот мавритан, христианский флаг развевается над каждым испанским
Она улыбнулась королю, который сидел рядом и наблюдал за ней.
Фердинанд, на год моложе ее, был по-прежнему очень красив. Если иногда в его взгляде и мелькало коварство, Изабелла отказывалась признавать это; если его лицо немного портила похотливость, Изабелла говорила себе, что он настоящий мужчина, и нельзя его воспринимать иначе.
А он и в самом деле был истинный мужчина – храбрый воин, хитрый государственный деятель, человек, который мало что любил на этой земле так, как золото и богатство. И все же он был по-своему привязан к семье. Дети любили его. Конечно, не так, как мать. Однако, думала Изабелла, все же мать родила их, и потому она им ближе, чем отец. Дети обожали ее, они ощущали ее безграничную преданность им, твердо зная, что когда для них будут выбраны мужья, отец порадуется материальным выгодам, вытекающим из этих браков, их счастье для него – вещь второстепенная. А вот мать, которая тоже мечтала о выгодных браках, будет страдать из-за разлуки с ними.
Вот почему они отвечали ей такой же преданностью. Каждый знал, какая нежность скрывается под ее напускной сдержанностью, ибо только перед ними королева Изабелла открывала свое истинное лицо.
Сейчас она смотрела на документ, который лежал перед ней на столике, и прекрасно понимала, почему Фердинанд тоже обратил на него такое внимание.
Им надо поговорить. Она знала, что муж собирается просить, чтобы она порвала эту бумагу.
Королева оказалась права. Губы Фердинанда сжались, и ей на какое-то мгновенье показалось, что он ее ненавидит.
– Итак, ты намереваешься сделать по-своему? Изабеллу уязвила холодность, прозвучавшая в его словах.
Ни один человек не умел придавать своему голосу такой презрительный, ненавистный ей оттенок, как Фердинанд.
– Да, – ответила она.
– Бывают моменты, – продолжал он, – когда мне хотелось бы, чтобы ты прислушивалась к моим советам.
– А как бы мне этого хотелось!
– Все довольно просто, – раздраженно махнув рукой, проговорил Фердинанд. – Возьми сей документ, разорви пополам и покончим с этим вопросом.
Он наклонился вперед, чтобы взять бумагу, но пухлая белая рука Изабеллы тут же легла на документ, защищая его.
Губы Фердинанда превратились в тонкую линию, отчего он стал похож на непослушного ребенка.
– Прости меня, Фердинанд, – сказала Изабелла.
– Итак, ты еще раз напоминаешь мне, что ты – королева Кастилии. Ты будешь настаивать на своем. И таким образом…
предоставишь этому… этому выскочке самый высокий пост в Испании, в то время как мы могли бы…
– …отдать тому, кто заслуживает его гораздо меньше, – спокойно закончила Изабелла. – Твоему сыну… но не моему.
– Изабелла, ты рассуждаешь не как королева, а как простая женщина. Альфонсо – мой сын. Я никогда не отрицал этого факта. Он родился, когда мы с тобой находились в разлуке… что нередко случалось в самом начале нашей супружеской жизни. Я был молод, страстен и нашел себе любовницу, как поступают многие молодые люди. Ты должна понять меня.
– Я уже поняла и простила, Фердинанд. Но это не означает, что мне следует отдать этому бастарду место архиепископа в Толедо.
– И ты отдаешь его этому полуголодному монаху… этому простолюдину, этому вульгарному…