Королева-Малютка
Шрифт:
– Ты несравненная женщина, Амандина!
– Я не пожалела бы пятидесяти франков, – воскликнула владелица балагана, – тому, кто доставил бы мне похожего ангелочка!
По другую сторону перегородки Саладен навострил уши.
– О! – вздохнул философски Эшалот, – об этом можно только мечтать… никто нам не принесет такого красавчика.
– Конечно, встречаются иногда бесчеловечные матери… – заметила Амандина. – Ладно, идем спать, свеча догорает.
Саладен запустил свои тонкие пальцы в непокорную шевелюру.
– Спокойной ночи, Биби, – сказала мадам Канада.
– Пожалуй, мы смогли бы уплатить и сотню франков, – задумчиво произнес Эшалот. – Спокойной ночи, дорогая Амандина.
– Сто франков, – повторил Саладен, – здесь есть о чем подумать… Ах! так, значит, я чудовище!.. У, вертихвостка!
Он погрузился в размышления; на губах его мелькнула злая улыбка, и он произнес:
– Заработать сто франков… и отомстить? Это было бы забавно!
V
КОФЕ С МОЛОКОМ
Утром следующего дня, в час, когда в заведении мадам Канады все еще спали, Саладен выскользнул из своей постели, выбрался из фургона и направился в балаган. Проходя мимо матраса Симилора, юноша быстро проверил содержимое карманов этого милейшего, но приверженного к непозволительным излишествам человека. Карманы были пусты.
По левую сторону от Симилора на мешке с соломой спала мадемуазель Фрелюш, по правую – Колонь и Поке по прозвищу Атлас: одетые, они растянулись на двух ворохах стружек.
Все трое залихватски похрапывали.
Саладен умел ползать, как уж. Он бесшумно подобрался к тромбону и кларнету и, воспользовавшись светом восходящего солнца, проинспектировал карманы их панталон. Несмотря на всяческие безумства, на которые подбивали его женщины, Поке, как и все горбуны, был весьма предусмотрительным человеком. В маленьком кармашке, предназначенном для часов, лежали три монеты по двадцать су – деньги, отложенные музыкантом на черный день.
Саладен без зазрения совести позаимствовал этот капитал.
У Колоня было только семьдесят сантимов. Сумма невелика, однако Саладен забрал и эти деньги.
После чего, по-прежнему ползком, он пересек сцену и приблизился к мадемуазель Фрелюш.
Дабы спасти юных девиц от тысячи опасностей, угрожающих их невинности, Господь даровал этим прелестным созданиям чуткий сон. В тот момент, когда ловкие пальцы Саладена скользнули в карман, тщательно скрытый в складках нижней юбки Фрелюш, та открыла свои большие томные глаза и проворковала :
– Наконец-то в тебе проснулся мужчина, маленький мерзавчик!
Несмотря на всю свою дерзость, Саладен опешил.
– У тебя еще сохранилась твоя двухфранковая монета, та, что с дырочкой посредине? – наконец нашелся он.
Мадемуазель Фрелюш нахмурилась.
– Это тебя не касается, –
Саладен принялся гладить ее большие красные руки.
– Моя маленькая Фрелюш, – бормотал он, стараясь, чтобы голос его звучал не менее нежно, чем кларнет Колоня, – ты же знаешь, я тебя обожаю, здесь все схвачено, можешь не сомневаться; просто сейчас мне для одного дела нужна твоя монетка.
– Ни за что! – сурово отрезала канатная плясунья. И торжественно прибавила:
– Я не отдам свою монету в два франка даже за пятьдесят су!
Религия необходима людям: даже Вольтер вынужден был это признать. Фрелюш не думала о Боге, но свято верила в чудодейственную силу просверленных монет. Саладен же поклонялся всем монетам – с дырками и без.
– Послушай, – продолжал он, – папаша Эшалот не откажется выдать мне аванс в счет будущего месяца, но я бы хотел, чтобы и ты получила свою долю. Дельце, знаешь ли, исключительно верное!
Саладен умел убеждать людей. Поэтому, забыв о своей осмотрительности, мадемуазель Фрелюш заинтересовалась туманным предложением.
– И что же это за дельце? – не удержавшись, спросила она.
– Вложив в него твои сорок су, мы можем заработать сто франков, – горячо зашептал юноша.
– А сколько получу я? – осведомилась канатная плясунья.
– Десять франков, – немедленно ответил Саладен.
– Я хочу двадцать, – заявила практичная Фрелюш.
– По рукам! – обрадовался юный шпагоглотатель. Вскоре Саладен выскочил из балагана, имея в кармане пять франков четырнадцать су.
Быстрым шагом юноша направился к Тронной площади; он шел с деловитым видом крупного предпринимателя.
Многие ярмарочные артисты уже принялись сворачивать свои балаганчики. Прокравшись за палатками, Саладен постучал в дверь фургона, принадлежавшего многочисленной труппе театра «Сорока-воровка», который расположился на противоположной от Гидравлического театра стороне круглой площади.
Не получив ответа, юноша отправился на улицу дез Ормо, что ведет на бульвар Монтрей, и завернул в лавку старьевщика.
Квартал, в котором оказался Саладен, назывался Маленькой Германией. Это был, несомненно, один из самых любопытных уголков Парижа.
На протяжении пятисот шагов – от Тронной площади до улицы Шаронн – все женщины, которых вам доведется встретить, будут блондинками в коротких пышных юбочках и корсажах, зашнурованных на эльзасский манер. Здесь никто не говорит по-французски. Местные остроконечные бородки и потрепанные широкие плащи вполне могли бы сделать честь Юденгассе во Франкфурте.
Старьевщик был тощим желтым евреем, жена его была маленькой толстой белокурой еврейкой. На полу среди грязи и мусора копошилось то ли шесть, то ли восемь пухлых детей.