Королева нефритов
Шрифт:
Я рассмеялась, смех эхом отразился от каменных стен. За последние несколько дней, когда я шла по следу мамы, спасалась от потопа, выбиралась из тонущего автомобиля, выручала Иоланду и ехала в армейском караване, я почувствовала себя такой крутой, что даже великой Хуане Санчес было бы трудно побить этот рекорд.
Но тут я возобновила чтение и сразу перестала смеяться.
Тем не менее у нее другие волосы, другое телосложение, лицо, руки, глаза.
Забавно, что кто-то может иметь полное сходство с тем, кого ты ненавидишь, — и все же ты любишь его так, что это становится смыслом всей твоей жизни.
А моя любимая Лола и есть смысл всей моей жизни. Думаю, это единственное, что мне по-настоящему удалось. Пусть даже Томас никогда меня не любил.
Ну, каждый сожалеет о чем-то своем.
Как там поется в той старой песне?
Я потерял тебя, Я потерял тебя, И яИ тем не менее…
Возможно, я все-таки должна напомнить себе, что, кроме нашей дочери, у меня есть и другое утешение.
Теперь я должна снова обратить свои мысли к этому предмету.
Поскольку именно я, а не мой возлюбленный соперник, разгадала загадку «Королевы нефритов».
Сжав дневник обеими руками, я снова и снова перечитывала один и тот же фрагмент:
Странное дело — мне кажется, что она многое взяла от Мануэля.
У нее другие волосы, другое телосложение, лицо, руки, глаза.
Забавно, что кто-то может иметь полное сходство с тем, кого ты ненавидишь…
Нашей дочери.
Пожалуй, эти строчки можно было истолковать только одним способом. За год до моего рождения у моей матери была связь с Томасом де ла Росой, и де ла Роса стал моим отцом. Он, а не Мануэль Альварес.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Наверное, плохо, когда для человека сразу меняется слишком многое, но сейчас, сидя в полумраке пещеры, я сгорала от желания узнать все.
У меня затекли спина и шея, кроме того, в пещере было очень сыро. Свет от бронзового фонаря отбрасывал на поверхность воды сверкающие золотистые пятна. Над водой тучами вились комары, в свете лампы они почему-то казались особенно гладкими и блестящими. Когда я переворачивала страницу, шорох бумаги разносился по всему залу.
Вскоре я подошла к записи, сделанной непосредственно перед маминым отъездом в эту страну.
20 октября
Несмотря на плохой прогноз погоды, я решила через два дня отправиться в Гватемалу, чтобы отыскать там камень.
Мне уже недостаточно просто опубликовать свои открытия относительно лабиринта Обмана. Я решила отправиться туда одна, чтобы завершить работу Томаса. Именно таким образом я отдам дань его памяти.
Что за открытия относительно лабиринта Обмана? Я принялась еще быстрее листать страницы дневника.
25 октября, 20.00
Я сейчас в Антигуа, дождь усиливается с каждой секундой. На тот случай, если я попаду в ураган, я для сохранности привожу здесь расшифрованный текст. А сам дневник я оставлю в отеле «Санто-Доминго».
Полгода назад мне пришлось редактировать написанную невыносимым Эриком Гомарой монографию о книге Александра фон Гумбольдта «Путешествие в равноденственные области Нового Света». И хотя эта необъемная работа первоначально внушала мне ужас, получилось так, что она натолкнула меня на одну замечательную мысль: перечитывая рассказ немца о том, как тот пытайся отыскать «Королеву нефритов», я обнаружила, что некоторые черты описанного им лабиринта Обмана имеют странное сходство с образами стелы. Сообщение Гумбольдта о сбивающих с толку «пассажах» и «знаках» лабиринта напомнило мне о той случайной мешанине, которую мы с Мануэлем перевели в начале 60-х годов, работая с панелями стелы.
Не может ли существовать между ними некая связь? Когда я попыталась вспомнить любые другие упоминания о лабиринте Обмана, на ум пришли некоторые отрывки из писем Беатрис де ла Куэвы, которые также могли пролить определенный свет на данную проблему.
Бросившись в университетскую библиотеку, я пролистала переписку де ла Куэвы со своей сестрой Агатой. В ней я вновь обнаружила рассказы о Баладже К'уаилле, о лабиринте Обмана, о смертельно опасном путешествии по джунглям и убийстве любимого раба.
Когда я перечитала эти тексты, то сначала не поняла, имеют ли они какое-либо отношение к стеле. На несколько недель я постаралась отложить подальше все свои мысли и подозрения; если я и наткнулась на какой-то след, он давно уже остыл. Но все это время в моем сознании что-то подспудно формировалось — какая-то идея, догадка.
А потом пришло озарение.
Однажды перед рассветом я проснулась, и мне вдруг стало все ясно.
В 20-х годах Оскар Анхель Тапиа нашел стелу в устье реки Саклук — именно там, где, как пишет де ла Куэва, она видела лабиринт из «прозрачного голубого камня». Мы все считали, что первый лабиринт являлся неким раскинувшимся среди деревьев гигантским сооружением наподобие Колизея, а не лежащей у его порога каменной книгой. В своем «Путешествии» Гумбольдт тоже об этом пишет, описывая голубые камни с резными надписями и первый лабиринт. И он тоже вспоминает о «сапфировых пассажах», где «знаки все больше сбивают вас с толку». Все вместе это составляет его описание лабиринта Обмана, которым и является стела.
Таким образом, возле реки Саклук находился лабиринт, состоявший из стелы и самого леса, по которому нельзя было пройти, не расшифровав соответствующие указания.
Но что еще важнее — изучая переписку де ла Куэвы, я обнаружила в ней ключ к древнему шифру. Тайну кода! Ключ находится в письме, датированном 15 декабря 1540 года, где описывается странный
«Что за ключ?» — гадала я, листая страницы дневника. Судя по всему, расшифровку как таковую мама здесь не приводила, но само письмо я вспомнила без труда. Неделю назад я читала его вслух Эрику. Там есть один эпизод, где Беатрис де ла Куэва сообщает Агате, как она пыталась учить Баладжа К’уаилла испанскому танцу под названием сарабанда, но тот, обезумев, начал выкрикивать какую-то чепуху и швырять ее взад и вперед.
Очевидно, разгадка стелы-лабиринта таилась именно здесь.
В ближайшие четыре дня я применила этот ключ к стеле, и загадка легко поддалась. Тогда я написала грубый вариант надписи, вырезанной на стеле Флорес. Таким образом, я стала первой из современников, кто понял истинную природу лабиринта Обмана.
Хотя этот Лабиринт называли Колизеем или Колоссом, его величина существует не в пространстве, а лишь в воображении: по описанным де ла Куэвой и Гумбольдтом запутанным «пассажам» нельзя пройти пешком, это отрывки, которые нужно читать.
После этого открытия прошел не один месяц. Придерживаясь принятого решения, я позволяла себе лишь втайне радоваться своим достижениям. Из-за беспокойства о том, что моя расшифровка лабиринта-стелы все еще не вполне точна (а я не стану предавать гласности свою работу до тех пор, пока она не станет идеальной), я до сих не сообщила о своем открытии ни одной живой душе, даже собственной дочери.
Я уже собиралась сделать это, когда узнала о смерти Томаса, и, конечно, все изменилось. Я твердо решила хранить тайну при себе, в одиночку отправиться в лес и там завершить работу своего любовника.
И вот я в Гватемале, а мое путешествие начинается уже сегодня.
Прежде всего нужно будет использовать в качестве карты лабиринт Обмана, а также воспользоваться некоторыми полезными сведениями, которые я нашла в «Путешествии» Александра фон Гумбольдта. Если я сумею добраться до города, то, в соответствии с записями, на втором этапе придется отыскать драконово дерево.
Что же касается второго лабиринта, то я думаю, он достаточно прост.
Если я права в отношении их обоих, то, возможно, удастся найти камень.
Сегодня я отправляюсь в биосферный заповедник майя, чтобы как можно ближе подойти к реке Саклук, где Тапиа нашел стелу. Оттуда мне придется идти по маршруту, описанному в лабиринте Обмана (если, конечно, это действительно он). Таким образом, я повторю путь, некогда проделанный Беатрис и фон Гумбольдтом.
Надеюсь, мне повезет.
Я даже не буду останавливаться во Флоресе, погода становится все хуже и хуже.
Последнее, что я сделаю перед уходом, — составлю точную копию лабиринта-стелы.
Я перевернула одну страницу, другую, но обнаружила лишь обрывки бумаги, видневшиеся там, где раньше находились вырванные из дневника листки.
А дальше было написано вот что:
Ну вот, теперь все. Для пущей сохранности я отправила записи Лоле в Лонг-Бич. Это будет для нее настоящим ударом — во время нашего последнего разговора она со своими этимологическими теориями относительно значения слова «читать» была на полпути к разгадке:
«Колдунья никогда не сможет прочитать сей лабиринт, а значит, и не сможет бежать».
Это точно.
А теперь я отправляюсь в джунгли.
Обливаясь потом в сырой пещере, я покачала головой и тихо застонала.
Разгадка находилась теперь в Лонг-Бич!
А единственным указанием, который оставила моя мать, была ссылка на урок танца, состоявшийся пятьсот лет назад.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
На этом дневник обрывался. Сидя на камне под неярким светом фонаря, слушая плеск воды и вдыхая наполненный золотистыми мошками теплый воздух, я чувствовала, как все эти тайны проникают мне в душу, изменяя отношение к собственной судьбе. Я огляделась по сторонам. Невидимые рыбки и ящерицы продолжали нырять и прыгать в темных озерцах, капли воды все так же падали с потолка пещеры, звонко ударяясь о поверхность; некоторое время я молча вслушивалась в эту странную музыку.
А потом соскользнула с камня и направилась восвояси.
Проходя по туннелям и залам пещеры Актуи Кан, я снова проводила пальцами по иероглифам, вырезанным в 1974, 1983, 1992, 1995 годах. По мере того как я приближалась к выходу, каменные коридоры все больше озарялись естественным светом, и это выглядело так, будто искусный мастер обил стены тонким медным листом. Свет становился все ярче. Тут я услышала чьи-то шаги, а затем передо мной появился Эрик, темный силуэт которого резко выделялся на сияющем фоне.
— Вот вы где! — сказал он.
— Ох, Эрик… вам нужно приложить максимальные усилия.
Он остановился.
— Вы о чем?
Я смотрела на него до тех пор, пока не стала различать его глаза и губы. А потом протянула к нему руку, притянула к себе и поцеловала.
Раскинув руки, он нагнулся, обнял меня и поцеловал в ответ.
— О расшифровке кодов, — сказала я.
— Что?
— Расшифровка кодов… эй, да вы дрожите!
— Угу.