Королева оборванцев
Шрифт:
— Завтра утром, раз вы уже здесь. А Антис сумеет управлять повозкой?
Ироедх обменялась взглядами с Антисом, и он после этого сказал:
— Я не очень-то хорошо владею этим искусством, потому что трутней обычно этому не обучают. Но кое-чему меня научила Ироедх. Если вы не боитесь мне довериться, я не прочь попробовать.
На следующее утро, еще до рассвета, они распрягли пять повозок.
Йедх из Йема прибыла еще накануне вечером, с целым мешком только что собранной травы, которую особенно любили животные.
Дорога вела вниз, к выходу из долины, делая зигзаги среди огромных валунов, разбросанных возле ущелья, с северной его стороны. День выдался спокойный, без происшествий. Ближе к заходу солнца они сделали привал. Блоч, вытащив из кармана какую-то маленькую плоскую коробочку и покрутив кнопки, что-то сказал прямо в нее.
Ироедх спросила его:
— Что вы делаете?
— Связываюсь с «Парижем».
— Неужели с помощью этого маленького приспособления действительно можно связаться с воздушным судном?
— Конечно. Хочешь сама поприветствовать Суббарау?
Ироедх с недоверием посмотрела на маленькую коробочку, и еле слышно произнесла:
— Привет, капитан Суббарау.
— Как поживаете, мадам Ироедх? — послышался в ответ гнусавый голос Суббарау.
Ироедх поспешно протянула коробочку Блочу. После того, как они поели и он раскурил свою трубку, Ироедх сказала Барб:
— Дорогая Бардилак, я бы хотела задать несколько вопросов относительно вас и Доктоблак. Сначала…
Услышав первый вопрос, Блоч протестующе замахал руками.
— Почему вы против моих расспросов?
— Потому что все это очень похоже на допрос, который когда-то изобрели люди. Неудобно спрашивать о личном, это противоречит нашим правилам.
— Тогда скажите, откуда вы знаете…
— Вы можете задавать мне вопросы в частном порядке.
Но тут заговорила Барб:
— Не подумай, что хочу сменить тему, но все же: что стало с книгой, которую я тебе дала, Ироедх?
— Я прочитала больше половины прежде, чем сбежала из Общины. Только для того, чтобы дочитать ее до конца, я не против туда вернуться.
— И до какого же места ты дошла?
— До того, где две дамы, Эльнора и Эдит, жаждут, чтобы трутень Филипп оплодотворил каждую из них. По крайней мере, мне кажется, что именно это хотел сказать автор. Хотя я в этом и не совсем уверена. Дело в том, что терранцы не говорят о размножении прямо, а используют тонкие намеки.
— Я могу рассказать тебе, что было дальше, — начала Барб, но Ироедх прервала ее:
— Пожалуйста, не надо! Я надеюсь когда-нибудь вернуть книгу.
Блоч поинтересовался, о какой книге шла речь. А когда узнал, взорвался от негодования:
— Боже мой! Вместо того, чтобы предложить ей Толстого, Бальзака, Хемингуэя или кого-нибудь еще из сотни великолепных романистов, ты предлагаешь ей прочитать худшее из терранской литературы — просто какой-то
Барб возмутилась:
— Вовсе нет! Ты судишь по себе, и совершенно не считаешься со вкусами других людей.
— А что такое «хлам»? — спросила Ироедх.
Но на нее никто уже не обращал внимания. Барб, разволновавшись, заговорила по-французски. Когда же Блоч тоже заговорил на этом языке, Ироедх перестала что бы то ни было понимать. Ее спутники размахивали руками и что-то гневно кричали друг другу. Но, в конце концов, стали извиняться и бросились обниматься и целоваться, делая странные для Ироедх прикосновения губами друг к другу. Они вновь заговорили по-английски, и в какой-то момент Ироедх уловила слово «любовь».
Тогда она обратилась к ним обоим:
— Похоже, любовь, как вы ее понимаете, играет большую роль в книге, которую дала мне Барб. Насколько я понимаю, люди гораздо больше ценят любовь друг к другу, чем любовь к своей Общине. Но если это действительно так, то как же ваши Общины могут нормально существовать?
Блоч, попыхивая трубкой, изрек:
— А во многих из них не так уж все и хорошо. Но у нас тоже бывают приятные моменты.
Его мысль продолжила Барб:
— Но ты не думай, мы все-таки любим свои Общины. Кроме Уинстона, я люблю мой родной город Женеву и свою страну — Гельвецию…
Блоч пояснил:
— Но это не совсем одно и то же. Есть лингвистические нюансы. В родном языке Барб, например, словом «любовь» называют все возвышенное. В английском же это слово употребляется для обозначения такого чувства, которое мы испытываем с Барб друг к другу. Но у нас есть и слово «нравиться» — оно отражает более спокойные эмоции…
Но тут Барб прервала его:
— Только не говори мне, что тебе лишь нравится твоя страна, и особенно место, где родился и вырос! Я не раз слышала от тебя восторженные отзывы о Соединенных Штатах Америки, в особенности, о Пенсильвании.
Блоч, попыхивая трубкой, признался:
— Что ж, верно. В нашем языке есть не менее шести слов, которые выражают разнообразные оттенки любви. Есть любовь к супругу, к родителям и детям, к близким друзьям и родственникам, к тому месту, где живешь, к делу, которому служишь и так далее.
Барб возразила:
— Только не пытайся убедить меня, дорогой Уинстон, что тебе просто нравится твоя работа! Я часто думаю, что ты любишь ее гораздо больше, чем меня.
— Но это совершенно разные понятия! Ироедх, для тебя, я думаю, любовь к твоей Общине — превыше всего?!
— Да, конечно, это так.
Блоч сказал:
— Когда-то на нашей планете существовала секта, которую называли коммунистической. Входящие в нее люди верили, что чувство к своей Общине должно быть превыше всего. Но их коллективистская любовь подразумевала такую фанатичную ненависть ко всем инакомыслящим и непреклонное стремление навязать свою систему всему миру, что нам пришлось свергнуть их. Однако, я думаю, твой случай — особый — из-за отчуждения от родной Общины.
Ироедх кивнула: