Королева Ортруда
Шрифт:
Астольф вскочил на лошадь и быстро умчался, уводя с собою и лошадь Афры. Афра улыбалась как-то нерешительно. Точно хотела возразить что-то. Но сказала:
— Конечно, отчего же не зайти, если вам это угодно, Вы отдохнёте. Если не боитесь неприятных встреч.
— Почему неприятных? — возразила Ортруда — Я люблю моих добрых соотечественников. Притом же здесь, кажется, некого встретить, кроме детей да их учительницы. Здесь, как и в горах, меня не узнают, и это будет забавно и весело.
— Да, — сказала Афра, — всё равно, этикет давно и основательно забыт. Старые дамы в Пальме будут иметь ещё один повод для того, чтобы осторожно и почтительно побрюзжать.
— О, что мне до
— Её величество, — начала Афра.
Ортруда живо перебила её:
— О, я знаю, что мама любит меня очень. Это в ней уживается, пристрастие ко всему этому её aнтуражу и нежная любовь ко мне. А я, милая Афра, люблю простую жизнь и простых людей. Как дочь немецкого пастора, я люблю идиллии.
— Иногда, возразила Афра. — Но когда бушует буря, и молнии пересекаются в небе, тогда в королевском замке просыпается в чьей-то груди дикая душа валькирии; прекрасная женщина, красотою подобная Деннице, бежит, неистовая, разметав свои косы, на верх северной башни, там сбрасывает свои одежды, и стоит нагая, поднявши напряжённые стройные руки. Тогда, как и теперь, она меньше всего думает о том, что скажут о ней в Пальме.
— Пусть говорят, что хотят, — спокойно ответила Ортруда. — Как растение чувствует себя хорошо только в своей почве, так и я весела и счастлива совсем только среди моих гор и полей.
Ортруда и Афра были уже совсем близко oт школы, как вдруг, услышали они, кто-то недалеко от них крикнул:
— Королева!
Точно это было магическое слово, внезапно преобразившее всё окрест. Ещё никого не было видно, кроме плещущихся в воде детей, но уже чувствовалось, как прозрачная волна смятения обежала тихую дотоле деревню и её дремотные виноградники и поля. То здесь, то там возникали крики и шумы, кружились толпы бегущих ног, и в лёгких вздохах ветра чудилась чья-то задыхающаяся торопливость. По деревне из дома в дом бежали радостные крики:
— Наша Ортруда пришла к нам!
— Она там, около школы.
— Она одета по-нашему.
— Она идёт пешком, с какою-то знатною барышнею.
— И ноги у неё в пыли.
— Идите скорее, пока она не вошла в школу.
— Сейчас за нею приедет золотая карета. И бежали по тропинкам, ещё издали жадно всматриваясь в Ортруду.
Ортруда сказала досадливо:
— Нас узнали.
— Что ж делать! — ответила Афра, слегка улыбаясь. Такова доля королей. Портреты вашего величества висят во всех школах на самом видном месте.
Скоро на площадке перед школою собралась толпа крестьян и крестьянок. Простодушно глазели, вполголоса обменивались впечатлениями. Простосердечно радовались чему-то. Дети, выскочив на песочный берег, быстро накинули на себя свои легонькие одежды, и сбежались пёстрою толпою к школьному порогу. Знали, что это — королева. Но были весёлые, подвижные, крикливые, как шныряющие над ними птицы.
Торопливо пришла, — почти прибежала, — учительница. Это была очень молоденькая, хорошенькая, миленькая, и, судя по слишком простодушному лицу, глупенькая девушка. В такой же одежде, какую носят местные крестьянки. Её тёмные с лёгким золотистым оттенком волосы, схваченные тонкою лёгкою сетью и едва, наскоро, сложенные, были ещё мокры, и капли воды, светлые на золотистой, загорелой коже, зыбко дрожали на тонких руках и на подъемах быстрых ног.
Королева Ортруда, сидевшая на скамье у дверей школы, приветливо улыбнулась ей. Девушка стремительно добежала, остановилась, низко поклонилась Ортруде, и назвала себя:
— Учительница здешней школы, Альдонса Жорис, дочь крестьянина этой деревни.
Она
Детей отпустили. Ортруда сказала Альдонсе ласково:
— Где вы живете, милая? Покажите мне вашу квартиру.
Альдонса радостно улыбнулась. Сказала:
— Прежде я жила у моих родителей. Но в прошлом году они умерли, и я живу здесь, при школе. Вот здесь.
Она показала крыльцо на боковой стороне дома. Ортруда и Афра вошли в квартиру Альдонсы. Бедная, чистая, трогательно-простая обстановка.
Ортруда вздохнула от невольной жалости. Ах, зачем не все живут в чертогах! Для чего есть на свете бедные жилища, плохая одежда! И бедность, и несовершенства жизни, зачем вы, когда мать-земля так щедра и плодоносна.
Небогатое население Соединённых Островов не могло тратить на школы много. Королева Ортруда знала, как мало получают сельские учительницы. Почти все они были из местных жительниц, и замуж выходили за своих же. Они не были барышнями, приехавшими из городов, чтобы способствовать поднятию народных масс. В государстве Соединённых Островов они жили общею с народом жизнью. И только потому, что школьные дома были поместительнее других зданий, принадлежавших сельским коммунам, школы естественно служили местом собраний и митингов, а в избирательные периоды около них сосредоточивалась агитация политических партий.
Скоро Ортруда различила лежащую на этой бедной обстановке знакомую королеве и издавна привычную ей печать праздничной счастливости. Видно было, что Альдонса старательно убирает свои комнаты, — может быть, для кого-то. В глиняных вазочках, расписанных пёстро, но красиво, яркие благоухали цветы. Травы были брошены на пол, и пол был празднично-чист, сама Альдонса прилежно мыла его каждое утро. Белые занавесочки, картиночки на стенах. Светло, бело и розово.
Набожна Альдонса, — как и все крестьяне Соединённых Островов, — в её комнате образа висят и крестики, — стоит у стены каменная Мадонна, грубо сделанная, но сладко благословляющая на любовь и на печали; — в углу темнеет деревянное распятие, — у ног Мадонны, у ног Христа цветы живые, и бумажные пёстрые гирлянды. На столе книжки, издания Дома Любви Христовой. А вот, на кровати из-под подушки зачем же виден прочитанный наполовину роман Пьера Луиса? Ну, это, конечно, привёз милый, когда ездил в город покупать соль или гвозди.
Краснела, краснела Альдонса, когда жестокая Афра вытащила из-под подушки книжку в жёлтой обложке и, медленно перелистывая её, сказала:
— Что-то скажет здешний священник, когда войдёт к Альдонсе Жорис и увидит эту книжку?
— Альдонса её спрячет, — сказала, улыбаясь, Ортруда, и спросила: — Ты счастлива здесь, Альдонса?
— О, да, ваше величество! — живо ответила Альдонса. Я здесь очень счастлива. Дети ко мне ласковы. Дети такие милые. И море близко.
Глаза у Альдонсы блестели, как блестят они только у влюблённых. Видно было, что слова о детях, о море — это так только, потому что прячется знойный бес сладострастия, за всякие прячется личины. И как было Opтруде, всё ещё влюблённой, не догадаться, что влюблённая стоит перед нею! Ортруда, улыбаясь, спросила: