Королева Риррел
Шрифт:
Под соломенной подстилкой неприятно хлюпала вода, не высохшая после долгого ливня. Одежды мне не оставили никакой. Все тело было покрыто ссадинами, а теперь на нем отпечатались еще стебли соломы, на которой я лежала.
Встав, я снова почувствовала резкую боль. Рука невольно потянулась к больному месту, и пальцы испачкались в какой-то густой, липкой мази, пахнущей болотом. Ах да, меня ранило дикарской стрелой… А потом дикари лечили меня своими снадобьями — я смутно помнила, как в удушающем дыму курений вокруг меня скакал смуглый туземец в набедренной повязке из тигровой шкуры, бормоча какие-то заклинания. Сколько же времени я провела без сознания? И где мои спутники?
Я открыла наружу плетеную дверь, и тут же двое туземцев в масках тигра и леопарда преградили мне путь. Тело одного было
Итак, я была пленницей, которую охраняли, и убежать мне вряд ли удастся. Но собственная участь занимала меня гораздо меньше, чем судьба Эстрила. Я помнила, что мы с ним мчались по берегу — подумать только, вся наша любовь была сплошным бегом! Толпы дикарей напали на него, он храбро сражался с ними… Одного я ударила камнем. Что потом? Неужели они убили его? От ужаса у меня на лбу выступил холодный пот. Я снова бросилась к дверям, намереваясь любой ценой добиться от дикарей ответа. Но снова кривые мечи едва не прикоснулись к моей груди, а недобрые глаза в прорезях маски заставили попятиться.
Я металась по хижине, как зверь в ловушке. Рана продолжала болеть, я хотела есть и пить, но неизвестность мучила еще сильнее. Если с Эстрилом случилось что-то ужасное, я умру! Я не смогу вынести боль потери второй раз… Если туземцы и в самом деле людоеды, то пусть нас сварят в одном котле, чтобы я увидела его еще раз перед смертью! От мысли о котле с кипящей водой я вся похолодела. Я вспомнила все, что читала о дикарских обычаях. Об Ошке в храме Келлион ничего не знали, но зато про дикие племена, населяющие джунгли юго-восточного Иссэро в книгах были написаны страшные вещи. Картины ужасных пыток прошли перед моими глазами. В отчаянии я стала искать что-нибудь, могущее послужить оружием, но, конечно, ничего не нашла. Тогда я разворошила солому на полу и стала ногтями рыть подкоп. По крайней мере, эта тяжелая работа не позволяла жутким мыслям сводить меня с ума. Но твердая земля, прошитая корнями трав, не поддавалась моим слабым рукам. Когда начало темнеть, я выскребла пещерку, куда едва бы спряталась мышь.
Плетеная дверь распахнулась. Я ждала этого каждое мгновение, но все равно сердце заколотилось от страха. Быстро заслонив собой «подкоп», я стряхнула с рук землю. Но вошедшие дикари не обратили внимания на мои приготовления к побегу. Один из них ловко, словно он был на охоте, набросил мне на шею аркан и потащил за собой. Едва я попробовала упереться, веревка начала меня душить, так что пришлось подчиниться.
Из леса доносился рокочущий бой барабанов. Каменная тропа привела на поляну, посреди которой была вытоптана четырехугольная площадка, освещенная факелами. Барабаны стояли в углах; четыре совершенно голых туземца, причудливо раскрашенные белой, красной и черной краской, выбивали на них тревожную дробь. Под эти звуки вокруг поляны кружилась толпа туземцев в звериных шкурах и масках. Из-за их спин я не сразу разглядела, что посредине площадки в землю было врыто четыре столба высотой примерно в человеческий рост.
Эстрил! Мой возлюбленный, мой мужчина был привязан к одному из них. Увидев меня, он закричал, и я рванулась к нему, но жесткая петля аркана туго затянулась на моей шее. У другого столба стоял, покорно опустив голову, один из туземцев. А у третьего я узнала Иелкона. Откуда он здесь взялся? Я хорошо помнила, что он уже плыл на куоте, когда дикари схватили нас с Эстрилом на берегу. Неужели жрец оказался таким верным товарищем, что не смог бросить нас в беде? Я подумала, что была несправедлива, относясь к коротышке с неприязнью. Ведь и раньше, когда в дебрях Ловижа на нас напала змея, он не бросил меня в болоте… Заметив мой взгляд, Иелкон состроил туземцам ужасную рожу и метко плюнул прямо в середину площадки. В ответ на это дикари яростно взвыли и затрясли кулаками над головой.
Меня потащили к четвертому столбу. Вдруг из толпы туземцев выскочил один — молодой, без маски, довольно красивый, несмотря на узкие глаза, жирно подведенные сажей, и нелепо торчащие в разные
Он выглядел ужасно: правый глаз заплыл, одежда была изорвана в клочья. Я жадно припала к нему всем телом, забыв о толпе дикарей, которая смотрела на нас. Я перебирала его волосы, даже сейчас мягкие, как у девушки, смотрела в золотистые теплые глаза. Разбитыми в кровь губами Эстрил прошептал:
— У меня связаны руки, и я не могу тебе ответить.
Сейчас я любила его и желала так, как никогда в жизни. Если бы я знала язык туземцев, я умоляла бы оставить нас на час вдвоем, а потом готова была бы принять самую лютую смерть… Нет, лучше мечтать, что сила Келлион вернется ко мне, и жалкие дикари с перекошенными лицами упадут замертво, а мы продолжим наш бег…
Вождь произнес что-то непререкаемым тоном, и молодой дикарь, понурив голову, ушел обратно в толпу — вместе с обеими женщинами. Стражники быстро оттащили меня от Эстрила, накрепко привязав к четвертому столбу. Барабаны загремели громче. На площадку выскочил маленький, сухой, сморщенный старик. Его тощие бедра были обернуты повязкой из кожи; над лицом скалилась голова леопарда, а на руки были надеты звериные лапы с огромными железными когтями. Под бой барабанов он кружился по площадке, поочередно приближаясь к каждому столбу. Меня чуть не стошнило, когда он приблизился ко мне и оскалился, смрадно дохнув в лицо.
А барабаны стучали все быстрее. Дикари приплясывали и подвывали в такт, вращая головами в экстазе. Старик-шаман вдруг одним звериным прыжком метнулся через площадку к привязанному туземцу. Взлетела вверх когтистая лапа, раздался короткий вскрик, и голова несчастного неестественно отклонилась в бок, а из горла хлынула кровь. Я в ужасе закрыла глаза. Дикари встретили смерть жертвы восторженным воем. Мертвый туземец, безвольно обвиснув на веревках, продолжал стоять у столба. Шаман снова начал свой страшный танец. Кровь гулко стучала в висках. Кому суждено умереть следующему? Сквозь страх, застилающий мне глаза, я видела Эстрила. Он больше не звал меня, а лишь смотрел, не отрывая глаз. Только бы умереть первой, чтобы не успеть увидеть, как когти шамана вонзятся в его горло…
Шаман как будто услышал мои мысли. Его узкие глаза уставились на меня, и хищный огонь блеснул в них, как у зверя, почуявшего добычу. Ужас перед неминуемой смертью сжал сердце ледяными руками. За что судьба ко мне так несправедлива? Все, о чем я думала, мечтала, чем жила, обратится в прах по мановению когтистой лапы? Этого не может, просто не может быть! А темный взгляд шамана неумолимо приближался…
Вдруг вопль пронесся по толпе туземцев. Я не успела ничего понять, когда стремительная белая молния мелькнула между отпрянувшими в сторону дикарями и сбила с ног старика-шамана. Огромная кошка, чью белую шкуру покрывал узор из коричневых пятен, широко расставив могучие лапы, стояла над поверженным телом, грозно подергивая кончиком длинного хвоста. Два великолепных тигра прошли следом за ней на площадку, как верная стража. Туземцы попадали на колени. А белая кошка, оставив в покое стонущего шамана, подбежала ко мне и начала тереться гибким телом о ноги с радостным урчанием. Виса! Моя четвероногая сестренка! Судьба распорядилась так, что я отправила ее в чужие дебри Ошка. И теперь она — неприкосновенное божество туземцев — явилась мне на помощь.