Королева Шотландии в плену
Шрифт:
В зале недалеко от помоста, возведенного для этой страшной цели, полыхал огонь в огромном камине. Помост площадью около четырех квадратных метров и высотой меньше метра имел ограждение вокруг. На помосте была плаха и топор.
Примерно сотне зрителей разрешили стоять в зале.
Марии трудно было подниматься на помост, настолько болели у нее ноги, и сэр Эмиас шагнул вперед, чтобы помочь ей.
Она улыбнулась ему.
— Благодарю вас, сэр, — сказала она. — Это последние хлопоты, которые я доставляю вам.
Она увидела, что на помосте стоит стул, покрытый черной
Когда он закончил, она спросила, нельзя ли привести ее духовника, чтобы она могла вместе с ним воздать последнюю молитву. Но ей отказали в этом, а священник из Петерборо, выступивший вперед, пытался заставить ее сменить свою веру. Она ответила ему, что умрет в той вере, в которой жила.
Час настал. Теперь она должна подготовиться к казни. Два палача вышли вперед и стали умолять ее о прощении.
— Прощаю вас и весь мир от всей души, — сказала она им, — ибо я надеюсь, что смерть положит конец всем моим мукам. Идите, Джейн. Идите, Элизабет.
Обе женщины не в силах были тронуться с места. Джейн замотала головой, как будто до сих пор не осознала, что происходит.
— Нет, нет, — с укоризной обратилась к ней Мария — Тебе должно быть стыдно плакать. Посмотри, как я счастлива, что мне предстоит покинуть этот мир.
Они так дрожали, что не могли помочь ей, и она сама сняла образок и четки.
— Мне бы хотелось, чтобы это передали графине Аранделской на память обо мне, — произнесла она.
Но Буль, палач, возразил:
— Нет, это мое. — Он выхватил их у нее и положил в свой сапог.
На мгновение гнев Джейн Кеннеди возобладал над ее горем.
— Отдайте их мне, — крикнула она — Вы слышали желание ее величества.
Буль отрицательно замотал головой, и Мария вмешалась:
— Отдайте их ей. Она заплатит вам больше, чем они этого стоят.
Но палач продолжал качать головой и прорычал, что это теперь принадлежит ему и он сохранит это.
— Это неважно, — тихо сказала Мария. — Подойдите, помогите мне снять платье.
Стоя в нижней юбке из темно-красного бархата и в камзоле из шотландки, она посмотрела на Джейн, державшую платок с золотой каемкой, которым она должна была завязать глаза Марии. Руки Джейн так дрожали, что она не могла удержать его, и ее слезы закапали на платок, когда она наклонилась за ним.
— Не плачь больше, Джейн. Лучше молись за меня. Давай я придержу платок.
Она так и сделала. Элизабет и Джейн завязали ей глаза. Она стояла величественная, но все же достойная сожаления: платок скрывал от нее плаху, топор и лица, искаженные страданиями или оживленные любопытством.
«Это конец, — подумала она, — я никогда больше не увижу этот мир».
Паулет знаком приказал Элизабет и Джейн покинуть помост, и их отвели прочь, а Марию подвели к подушечке, на которую она должна была встать на колени.
Граф Шрусберийский поднял свой жезл. Щеки у него были мокрыми от слез.
— На тебя, Господи, я уповаю, — взмолилась королева. — Отпусти мне мои прегрешения. В твои руки, о Господи, вверяю я мою душу.
В зале царило напряженное молчание. Топор уже был занесен,
С победным криком Буль схватил ее за каштановые волосы. К ужасу всех присутствующих голова с седыми короткими волосами покатилась от него, а в руке он сжимал каштановый парик.
— Боже, спаси королеву Елизавету, — произнес он.
— И накажи так всех ее врагов! — закричал священник из Петерборо.
Вряд ли кто-то мог спокойно наблюдать эту сцену. Буль шагнул, чтобы забрать подвязки королевы, которые, как и образок, были его добычей. В это время из-под красной бархатной нижней юбки выполз жалобно скулящий маленький скайтерьер Марии; он побежал прочь, но остановился, съежившись от страха, между головой своей хозяйки и ее телом.
Элизабет и Джейн выступили вперед.
— Мы умоляем вас, — обратились они к Паулету, — позволить нам забрать тело ее величества. Не оставляйте его здесь, чтобы его осквернили те, кто хватается за нижнее белье королевы.
Граф Кентский приказал им убираться. У них больше нет госпожи; им следует рассматривать ее судьбу как предупреждение.
Горько плачущих Джейн и Элизабет оттащили от их госпожи, но маленькую собачку никак не удавалось убрать, так как она огрызалась на всех, кто приближался к ней.
Лондон обезумел от радости. Прекрасный дьявол из Шотландии больше не существовал. Их королеве больше не грозит опасность; протестантская Англия в безопасности. Пусть пылают костры! Это было предлогом не хуже других, чтобы потанцевать и повеселиться.
Король Франции с горечью воспринял это известие, и по Марии, королеве Скоттов, служили панихиды в соборе Нотр-Дам. Король Испании выслушал сообщение о казни невозмутимо. Строительство судов на верфях должно быстро продвигаться. Смерть Марии не внесет изменений в мечты Филиппа II.
Елизавета беспокоилась.
— Я никогда не желала этого, — говорила она. — Я никогда не желала, чтобы она умерла!
Так клялась она своим подданным-католикам, но спала спокойнее в своей постели после смерти ненавистной соперницы. А все те, кто жил ради Марии и служили ей, продолжали оплакивать ее.
Жак Нау и Гильберт Керль долго оставались в тюрьме, так как их упрямство не внушило их тюремщикам любви к ним. Бесси Пьерпонт вскоре освободили из Тауэра, но она не вышла замуж за Жака Нау, продолжавшего оставаться государственным преступником. В конце концов она стала женой йоркширского помещика по имени Ричар Степлтон. А Жак Нау, когда его со временем освободили, вернулся на родину во Францию и там женился на француженке. Гильберт Керль, выйдя из тюрьмы, вернулся к своей жене Барбаре, и они вместе с их дочерью Марией, которую крестила королева, и со своей сестрой Элизабет уехали в Антверпен, где прожили счастливо до конца своих дней.