Королева снежного замка
Шрифт:
Оливер подумал, что она убежит, надо быть последней дурой, чтобы не убежать в подобных обстоятельствах. Но она не убежала. Принц взял ее за руку, провел за стол, она шла покорно, как овца. Оливер зарядил трубку порошком, достал зажигалку, протянул принцу оба предмета.
– Понеслось говно по трубам, - сказал принц.
Оливер хотел было возразить, что мет у него вовсе не говно, а очень даже приличный продукт, но сообразил, что принц говорит не в прямом смысле, а цитирует поговорку, которая, кстати, явный анахронизм, в средневековом замке не должно быть канализации. Гм. Электрического освещения тоже не должно быть, а оно тут есть. Ну и пусть.
–
– Заткнись, - приказал принц.
– А ты, сука, вдыхай дым!
Сука послушно вдохнула дым. Раз, другой, третий, вот в ее взгляде что-то изменилось...
– На колени, - приказал принц.
– Да не ко мне залезай, рядом с лавкой вставай на колени! Вот так, а теперь...
Оливер отвернулся. Почему-то стало противно, так не должно быть, секс под метом - самое то, и не очень важно, сам занимаешься или наблюдаешь за другими, и то, и другое захватывает по самое не могу, и не важно, добровольный секс или насильственный, настоящего насилия под метом не бывает, только игры, а они иногда получаются такими забавными... не сейчас.
Черт, как же не вовремя нахлобучило! Теперь придется терпеть, пока не отпустит, может, свалить куда-нибудь и попробовать поспать... Да вон хотя бы на лавке.
Оливер вытянулся на лавке, закрыл глаза. Ритмичные звуки, только что жалко копошившиеся на периферии восприятия, заполнили весь чувственный мир, это стало прекрасно и противно одновременно, пожалуй, более прекрасно, чем противно, она ведь тоже радуется, под метом насилия не бывает. Если бы не нахлобучка, Оливер тоже порадовался бы, а так...
Он представил себе, что живет в этом замке много лет, например, тридцать три, все обрыдло и осточертело, каждый день одно и то же, приколы и развлечения давно приелись, а придумывать новые уже нет сил, фантазия истощена, ресурсы истощены, инерция захватила, катишься по жизни, как говновоз по колее, и не выбраться, и не так уж это плохо, уютненько, говно в цистерне не расплескивается...
– Тьфу, бля!
– сказал вдруг Оливер.
Он вспомнил, где все это слышал в предыдущий раз. Он лечился от наркомании, тогда было модно лечить все подряд, вплоть до гомосексуализма, люди собирались в кружок и швыряли друг в друга говном своих душ, считалось, что это помогает. Глупость, конечно, реально помогают только селективные нейроблокаторы, комплексы нанороботов, вычищающие из мозговой ткани испорченные компоненты и выращивающие на их месте новые, нормальные. Для пользователя это как кнопка - принял решение, сказал: "Так, интеллект, я больше не употребляю", подтвердил сколько нужно раз, и вот ты реально не употребляешь, пока сознательно не передумаешь. И неважно, что решение было импульсивным, спонтанным, сиюминутным, интеллекту достаточно и того. Есть, правда, побочный эффект, на нынешнем уровне развития неустранимый - нахлобучки, таски и глюки никуда не деваются, нанороботы вычищают только самый минимум, а то, что наркотик нагадил вокруг, не трогают, и это с непривычки очень странно, когда ты много месяцев не употребляешь, а ведешь себя как хроник. Это не очень опасно, побочный вред нейтрализуется за год-два полного воздержания, но на кой черт воздерживаться так долго? Только поначалу странно вести себя как торчок на фоне полной трезвости,
– Эй, Оливер!
– позвал принц.
– Вторым будешь?
– С такими сиськами даже первым не буду, - процитировал Оливер древний анекдот.
– Чего?
– не расслышал принц.
Оливер решил не повторять ответ, он глупый и обидный, хорошо, что пробормотал его тихо и неразборчиво.
– Нет, спасибо, - сказал Оливер.
– Может, потом.
В поле зрения нарисовалась голова принца, без короны, а прическа растрепана, как у упоротого Киркорова, что бы последнее слово ни значило. Можно вспомнить, но не хочется, потому что все равно.
– Принц, штаны надень, - посоветовал Оливер.
Принц посмотрел вниз, рассмеялся, встал, натянул штаны, сел обратно.
– Извини, - сказал он.
– Двусмысленно получилось. Я не нарочно, просто этот порошок так прет! Лучше чем любое вино! Все такое яркое, сочное, будто на срамной картинке нарисовано! Как будто весь мир - прекрасная фантазия!
– А он и есть фантазия, - сказал Оливер.
– Не уверен, что прекрасная, но фантазия.
– Чего?
– не понял принц.
– Глючит, что ли?
Где-то за пределами поля зрения (можно повернуть голову, но не хочется) послышался голос Вильгельма:
– Сэр Оливер упомянул популярную на востоке теорию, что весь наш мир - сон какого-то бога или типа того. А мы просто элементы фантазии, фрагменты сновидения, частицы пейзажа. У нас нет ни прошлого, ни будущего, мы начинаем существовать, когда попадаем в поле зрения спящего бога, и прекращаем существовать, когда он про нас забывает.
– У меня есть прошлое!
– возразил принц.
– Если захочу, могу вспомнить всю свою жизнь начиная с самого детства!
– А это в той теории самое замечательное, - сказал Вильгельм.
– Ее приверженцы полагают, что воспоминания фантазий формируются задним числом по мере необходимости. Захотел вспомнить прошлое - вспомнишь, а пока не захотел, твое прошлое не существует, ты просто хер с горы, неведомо как пришедший в божественный сон. Ой, ваше высочество, я забыл об этикете, прошу меня простить!
– Насрать, - сказал принц.
– А как-нибудь можно определить, верна эта теория или нет?
– Никак, ваше высочество, - ответил Вильгельм.
– Это обычное дело для поповских измышлений, ничего нельзя не подтвердить, ни опровергнуть, ты либо веришь, либо нет, а почему веришь либо не веришь - сам решай.
– На самом деле подтвердить можно, - заметил Оливер.
– Мыслительная мощь божественного разума огромна, но не беспредельна. Когда надо быстро сформировать большой фрагмент фантазии, у других фрагментов на время пропадает детализация. Не уверен, впрочем, что это можно заметить.
– Ну-ка, поподробнее, - потребовал принц.
Оливер встал, огляделся. Ага, вот это сгодится - цветок в волосах трахнутой бабы. Протянул руку, выдернул, а баба вдруг цап, и выдернула обратно. Впилась в цветок упоротым взглядом, разглядывает, как произведение искусства, так бывает после мета, обычное дело. Поежилась вдруг и сказала: