Королева в раковине
Шрифт:
— Артур, Бертель очень похожа на твою покойную мать.
— Вовсе нет!
— Артур, только бы она не была сухим ученым, как твой брат Альфред.
Бертель любит деда, но оба, дед и отец, вгоняют ее депрессию.
«Теодор Герцль?!» — всплывает в разговоре имя провидца еврейского государства, и все начинают высмеивать эту «фантазию» Герцля, «Государство евреев». Отец искренне не понимает, что заставляет евреев эмигрировать из Европы в Палестину. И с иронией размышляет вслух:
— По призыву этого мелкого фантазера, весьма посредственного журналиста и драматурга, эмигранты пакуют свои пожитки и уплывают в пустыню —
Бертель несчастна, потому что дед вторит отцу:
— Евреи просто спятили. Погромы сбили их с толку, вот они и ринулись в бессмысленные и бесцельные авантюры на землях, забытых Богом.
Дом Френкелей просто не замечает дикой антисемитской атмосферы на улицах, обвиняя во всем этих странных сионистов, чудаков, лишенных чувства реальности, рассказывающих всем сказки. Бертель страдает от этих унизительных слов о Герцле и насмешек над сионистами. Но особенно зла на свою кудрявую сестрицу Эльзу, поглощающую одну за другой дольки апельсина из посылки, присланной дядей Вольфом Брином из Палестины. Высасывая сок из дольки, Эльза разглагольствует о том, что навестит Палестину, ибо это заманчивая авантюра, и при этом пошучивает:
— Бертель, я посещу тебя в Палестине.
Бертель взрывается:
— Эльза, ты поднимаешь на смех страну Израиль! Земля эта священна!
— Трулия, нет такого понятия «священная земля». Никакая страна не является священной, — Гейнц разворачивает и сворачивает салфетку.
Когда дед в доме, за обеденным столом хохочут. Он закидывает ногу на ногу, грациозно усаживаясь на кончике стула и подмигивая. Его ресницы трепещут, он подражает жеманнице.
Фрида недовольно смотрит на двух служанок, подающих блюда на подносах дрожащими руками. Что разрешено хозяину, запрещено официанткам. Экономка оценивает мимолетным взглядом их одежды, от чепчиков на волосах до черных платьев и белых накрахмаленных фартуков.
— Фрида, мой одноклассник придет ко мне в гости. Приготовь вкусный шоколадный торт, — провозглашает дед, и шепоток разносится вокруг стола.
Одноклассник деда служил в страховом обществе, ныне он на пенсии. Он невысокого роста и совсем не похож на высокого, стройного деда, не растерявшего юношеского пыла. Родственник должен привезти старика из Силезии прямо к дверям роскошного берлинского дома. Сопровождающий торопится уехать и с извинениями отказывается от приглашений деда войти в дом.
— Антисемиты, — говорит Гейнц, но дед решительно это отрицает.
Отец, тоже недовольным тоном Гейнца, указывает ему на ошибку:
— Просто для них непривычно входить в незнакомый дом.
Гейнц же остается при своем мнении. Короче говоря, «одноклассник» деда прибыл, и ритуал повторяется. Дед уединится в отдаленной комнате со своим старым другом, и начнется громкий разговор: воспоминания сыпятся как из рога изобилия. Кто из соучеников сделал карьеру, кто жив, кто умер. Одряхлевший одноклассник путает будущее с прошлым. Он жует соленые сушки, а дед кричит ему в раструб слухового аппарата, рассказывая том, что случилось с тем или иным из их знакомых.
Артур поправляет свое здоровье в Давосе, и Бертель очень обеспокоена его состоянием, особенно после того, что случилось с горбуном Шульце, сапожником, в подвале которого Бертель иногда коротала время. Горбун умер, и весь квартал возбужденно шумел. По мнению полиции Шульце сошел с ума, но Бертель
«Дядька Шульце», — дразнили уродца ребятишки и тут же бросались врассыпную. Сапожник ненавидел детишек, но ее любил. Она была единственной, кто бывал внутри его крохотной комнатки, расположенной позади небольшой мастерской. В комнатке стояла кровать, громоздилась кухонная посуда и хранились странные куклы, их мастерили золотые руки сапожника. Бертель, которая даже не смотрела на куклы в родном доме, не сводила глаз со странных кукол горбуна Шульце. В его маленькой комнате он играла с куклой, у которой были львиные лапы. Но любимой была кукла с птичьей головой. Шульце, вопреки ее просьбам, так и не подарил ей ни одной куклы. Сказал, что каждой из них дал имя, и ни с одой никогда не расстанется.
Бертель спускалась в подвал, и ее покидала меланхолия.
— Бертельшин, ты слишком умная девочка. Ты своеобразное и ни на кого не похожее существо. Когда вырастешь, станешь великой ученой, — говорил Шульце, раскраивая кожу на полоски, клея подошвы, с необычной теплотой беседуя с ней и предупреждая, чтобы она остерегалась зависти сверстников.
Однажды, вернувшись из школы, она выронила из рук стакан с водой, и он покатился по ступенькам к входу в подвал. Шульце приказал: «Не прикасайся к этому стакану, он принесет тебе большую беду». На следующий день он дал ей новый стакан, а упавший поставил на полку и сказал:
— Этот стакан связан с волшебством, которым я владею.
Шульце говорил ей, что она должна укреплять мускулы, поднимать и разводить руки в стороны, потом поднимать поочередно правую и левую ногу, крутить головой и шеей. Она выполняла все эти упражнения. Был у нее общий с Шульце секрет. Он бесплатно чинил ее старые ботинки, хоть и знал, что она из зажиточной семьи, и там изношенную обувь выбрасывают.
Бертель было приятно находиться у Шульце, пока Фрида случайно не увидела ее спускающейся в подвал сапожника со школьным ранцем за спиной. «Девочка из приличной семьи в подвале уродливого горбуна?! Только ненормальная девчонка может ходить к этому горбатому уроду».
Фрида была потрясена, как и весь дом, но Бертель не предала друга. Тайком прокрадывалась к нему, чтобы слушать его рассказы. Особенно любила историю, сочиненную Шульце о великане Рюбенцале. Горбун сажал Бертель себе на колени и описывал необычного красавца, великана, который страдал единственным недостатком: преследовал детей и убивал их. Бертель вовсе не пугали ужасы, которые горбун рассказывал о великане, ибо Шульце поднимал вверх руки, растопыривал пальцы над ее головой и клялся: «Великан Рюбенцаль никогда не будет тебя преследовать». Затем шептал: «Сиди тихо. Сейчас я колдую. Никто не может принести мне вреда. В горбу есть такое средство, которое охраняет меня». Но горб не спас Шульце. Однажды он был найден мертвым в своем подвале, и никто так и не узнал, что случилось.