Королева в тени
Шрифт:
– Томас хотел меня не ради покровительства и преференций.
– Да неужели? – Губы ее скривились в презрительной ухмылке. – Тогда этот человек единственный в своем роде в нашем королевстве!
Признаться, мне это тоже приходило в голову, но все же я верила, что Томас Холланд видел во мне не только путь к королевским милостям. Любовь – мощная связующая сила.
– Джоанна! – Моя мать, отказавшись от обвинений, обратилась к тактике фальшивой мягкости. – Скажи мне, что он обольстил тебя сладострастными речами. Если это так, ваш брак все еще можно аннулировать, пока
Я не могла себе представить Томаса, источающего сладкие речи. Он был солдатом, а не трубадуром: если он и знал какие-то песни, то только те, которые распевались в военном лагере вокруг костра после победы в сражении. Или те, которые пели проститутки в походном борделе, чтобы выудить для себя лишнюю монетку из солдатского кошелька.
– Никто меня не понуждал, – ответила я, – если вы имеете в виду соблазнение к непристойностям против моего желания. Я дала ему свое полное добровольное согласие. Я хотела выйти за него. Я его люблю. А он любит меня.
Несмотря на мои слова, мать не давала утихнуть нашей битве и не ослабляла свой напор.
– Но ты ведь знала, что это не будет принято. И он это знал. Как ему удалось уговорить тебя на такие ухищрения? Будь он благородным человеком, настоящим рыцарем, ему бы даже в голову не пришло обручиться с тобой втайне от всех.
– Мы знали, что вы этого не одобрите, поэтому у нас не было другого выбора.
– Вы знали, и это правда! Я хотела, чтобы ты вышла за Монтегю, и этого же хотел наш король. Наше будущее было бы надежным и безопасным, а наше имущество было бы защищено от чужих посягательств. Твои дети носили бы титул графов Солсбери. Я не могла поверить такой удаче, когда семейство Монтегю обратило свои взоры в твою сторону.
Я слегка нахмурилась:
– Но кто бы стал посягать на наше наследство? Король вернул нам все земли моего отца. А владения Джона, как графа Кента, тоже не вызывают никаких вопросов.
Может быть, нам нельзя считать себя в достаточной безопасности и теперь, когда предательство Мортимера было так безжалостно пресечено? Ведь для того чтобы подорвать его власть, король открыто простил участие моего отца в заговоре. Но это было уже очень давно, и я не могла по-настоящему понять, почему моя мать до сих пор чувствует себя в опасности.
– Мне не отдали право управления всеми нашими поместьями. Постоянно действующее наказание, вечное напоминание о том, что я должна следить за каждым своим шагом. – О, так она, оказывается, была обижена не только на меня. – Кто знает, что еще может отобрать у нас король, если ему что-то не понравится? Как нам угадать свое будущее? – Она брезгливо отвернулась от меня, как от преданной анафеме. – Что нам теперь делать? Принять все и смириться? Отец Освальд сетовал, что ваш брак был законным, если вы при этом обменялись клятвами в присутствии свидетелей. Как нам обойти такой прискорбный и ужасный исход? К тому же ты подтвердила, что имела место консумация…
При этой мысли лицо ее вдруг напряглось и она резко обернулась ко мне.
– Вот оно что! – воскликнула мать. – Он принудил тебя к этому еще раньше, до свадьбы? Так это было?
В голосе ее звучало ожидание, не знающее пощады. Моя мать была готова открыто обсуждать со всеми факт моего изнасилования, если бы это помогло порвать мою возмутительную связь с Томасом Холландом.
– Он не принуждал меня. И я обручилась с ним не ради спасения своей репутации. Я не стану заявлять об изнасиловании как о поводе для аннулирования моего брака.
Не в силах остановиться, мать принялась шагать по комнате из стороны в сторону, а ее обвинения тем временем обратились в другое русло.
– Неужели за тобой так плохо присматривала твоя наставница? Не могу поверить, чтобы королева могла позволить своим воспитанницам такие вольности. Мы пошлем за Холландом. Мы заставим его взять назад свои слова в этом позорном спектакле. Мы должны узнать всю правду.
– Вы не можете послать за ним, – сказала я, в душе жалея об этом, ибо этого не могла сделать и я.
Моя мать вновь остановилась напротив меня.
– Почему бы и нет? Где он? Мы в войне не участвуем. У нас сейчас перемирие. Где же этот отважный рыцарь, который запятнал твою репутацию, а потом бросил тебя, чтобы ты в одиночку расхлебывала последствия ваших совместных ошибок?
Я сказала ей все, что знала. А знала я совсем немного.
– Думаю, он отправился в Пруссию. Было какое-то воззвание от Папы и тевтонских рыцарей…
Она перебила меня:
– Насчет Крестового похода? Так он рыцарь, последовавший по призыву Креста? В этом рискованном решении мысли его были далеки от Бога. Потому что он погряз во грехе. – Но здесь глаза моей матери вспыхнули новой догадкой. – А когда ты получала от него последние вести?
– Он уехал после нашего венчания, весной.
– А сейчас октябрь. И ты больше ничего о нем не слышала?
– Нет. – Я читала ход ее мыслей, как будто они купались в лучах яркого солнечного света, а не прятались в мрачной тени сознания моей потери. Я ведь и сама в последнее время снова и снова задумывалась о такой возможности.
Между тем она продолжила, постукивая кончиками пальцев по своему поясу:
– Шесть месяцев – и никаких вестей. Ты думаешь, он погиб? Это бы решило проблему, и нам больше не о чем было бы беспокоиться. – Она сердито посмотрела на меня, потому что я на это ничего не ответила. Да и как я могла? Мое сердце ныло от боли: мой любимый мог умереть; возможно, его тело уже сейчас разлагается где-то на далеком и пустынном поле битвы, превращаясь в голый скелет, а я об этом ничего не знаю.