Королева викингов
Шрифт:
— Ангелы против асов, — нараспев произнесла она. — Хотелось бы знать, не ведут ли они свою войну в наших душах, а не в небесах.
Хокон пожал плечами.
— Я склонен думать, что нам, на земле, нет смысла гадать об этом.
Независимо от того, что ярл ощущал в своем сердце, они иногда говорили о неведомом. Королева продолжала питать надежды на то, чтобы выведать, какими же на самом деле были те силы, которые, как она была почти уверена, стояли у него за спиной, и каким образом их можно было одолеть или обмануть. Наверняка он надеялся на то же самое относительно нее. Ни один из них не смог узнать ничего полезного для себя. Зато у обоих было много чего
Он, несмотря на молодость, успел увидеть и узнать немало. Видел людей, встречавшихся с собственными двойниками, знавших, что они обречены, и впрямь вскоре умиравших. Слышал песни морского народа, пугающе разливавшиеся над залитыми лунным светом морскими водами, где не было видно ни единого человека. Слышал, как трубят рога, лают собаки, множество лошадиных копыт отбивает галоп по ночному небу — не обитатели ли Асгарда развлекаются охотой?
Но они говорили и о различных мелких событиях. Некоторые рассказы Хокона были по-настоящему забавными. Он умел повествовать так, что Гуннхильд казалось, будто она своими глазами видела, как пьяный ирландский бард упал в бочку с пивом и, когда его подняли на ноги и он запел снова, у него изо рта повалила пена. К тому же Хокон не был слишком прямолинеен, когда речь заходила о деловых отношениях между обоими домами.
Расстались они довольные друг другом.
— Надеюсь, что я буду часто видеться с тобой, Гуннхильд, — сказал ярл.
— На то же рассчитываю и я, — ответила она.
О да, конечно, за обоюдной сердечностью скрывалось глубокое изучение собеседника и поиски путей для новых заговоров. Но никогда прежде ни с одним мужчиной она не испытывала такого удовольствия от общения. И, несомненно, он испытал от этой встречи не меньшее удовольствие.
XI
Прошло не так уж много времени после отбытия Хокона и возвращения Харальда, когда в Бю-фьорд вошло судно из Исландии. Оно принадлежало некоему Ами, который состоял в дружине, но часто посещал отдаленный остров. По прибытии он сообщил, что привез с собой сына знатного вождя, который желает засвидетельствовать свое уважение. Король велел привести гостя прямо к себе. Подслушивавший в углу по своему обыкновению Эдмунд побежал к Гуннхильд и сообщил ей об этом. И потому, когда двое прибывших вошли в зал, она тоже сидела на возвышении.
В ее глазах Ами сразу же отошел на второй план по сравнению с высоким широкоплечим очень молодым человеком, одетым в красную куртку, синие штаны и плащ, отороченный соболем. Юноша легкой походкой шел вперед, высоко держа голову, а по сторонам его лица вились локоны янтарного цвета. Это лицо казалось полузнакомым королеве. Она хранила на губах приветливую улыбку, но сердце в ее груди вдруг заколотилось.
— Это Олав Хёскульдарсон, — услышала она. — Его отец был сыном Дале-Коля. Бабкой с этой стороны была Торгерд Торстейнсдоттир. После смерти Дале-Коля она вышла замуж за Херьёльфа и стала матерью Хрута, с которым король и королева знакомы и который просил меня передать вам приветствия от него.
— А также и от многих других достойных людей, господин, — добавил Олав.
Хрут!
— Прошу пожаловать и быть нашим гостем ради нашего почтения к твоим родственникам, а также и к тебе самому, — произнес король Харальд. — Воистину крепка дружба между нашими домами. — При желании он мог быть обходительным и красноречивым не хуже любого другого.
— О, добро пожаловать, — негромко добавила Гуннхильд.
— Ты будешь нашим гостем столько, сколько сам пожелаешь, — продолжал король. —
Гуннхильд вновь погрузилась в воспоминания. Она получала сведения и оттуда, равно как из всех иных мест.
Хрут взял Унн Мёрдардоттир в жены первой же осенью после того, как вернулся домой. Хотя он обращался с нею весьма хорошо и позволял ей вести домашнее хозяйство, как она того желала, но люди замечали, что она казалась с виду все более несчастной, и гадали между собой о причинах. Гуннхильд знала, в чем дело. Но несмотря на то, как он поступил с ней, она все же не желала, чтобы он оставался в печали всю жизнь. Со временем он возьмет себе другую женщину и обретет с нею лучшую долю.
— Прошу на почетное место, — предложил король Харальд. Он не стал приглашать к своему столу одного Олава. — Мы будем пить, затем трапезничать, а затем, — он рассмеялся, — снова пить.
— Я глубоко благодарен королю и королеве, — сказал Олав, сопроводив эти слова ослепительной улыбкой. — Я слышал, много и много раз слышал о том, насколько вы оба щедры и великодушны.
Гуннхильд не была уверена, стоило ли полностью верить этим словам. Вполне возможно, что по молодости он еще не слышал того прозвища, каким ее сыновей часто именовали в Норвегии. Однако, знал или не знал он об этом, ей не казалось, что он просто подлизывается. Скорее всего, он всего лишь был одарен хорошо подвешенным языком; возможно, получив его от матери, кем бы она ни была.
— Моя команда… — начал было Ами.
— Мы, конечно, устроим всех как можно лучше, — поспешила успокоить его Гуннхильд. Она сразу же подозвала управляющего, и тот ушел, чтобы позаботиться о размещении прибывших.
Пока день клонился к вечеру, король, королева и их домочадцы слушали рассказы об Олаве.
Еще во времена короля Хокона Хёскульд прибыл в Норвегию, чтобы купить лес. Исландские деревья, и так низкорослые и тонкие, быстро пали под топорами. Следующей весной он узнал, что король со своей дружиной отправился на острова Бренн, чтобы подтвердить мир на этой земле, ибо по закону вожди Норвегии сходились каждый третий год, чтобы обсудить дела, требовавшие решения короля. Хёскульд тоже отправился туда, как и многие другие. Вместе с этим тингом всегда проходила еще ярмарка, славившаяся бойкой торговлей. Хёскульду была нужна женщина, и он купил одну у работорговца из Гардарики. Тот запросил высокую цену за ее красоту, но предупредил, что она нема и он ни разу не слышал от нее ни единого слова.
Хёскульд взял ее к себе в дом. Он быстро понял, что, немая или нет, она была весьма сообразительна, а ее поведение говорило о том, что она происходила из хорошего рода. Той зимой она родила ему сына, которого он назвал Олав в честь недавно почившего деда. Обычно он спал со своей женой Йёрун и нечасто вспоминал о своей наложнице. Ребенка он оставил ей, чтобы она его растила. Уже в два года — Ами особо подчеркнул это — Олав говорил и двигался не хуже четырехлетнего.
Однажды, выйдя за подворье, Хёскульд услышал чей-то разговор и, подкравшись незаметно, увидел возле ручья мать и ребенка. Женщине ничего не оставалось, кроме как признаться, что она вовсе не немая. Они сели рядом, и она рассказала ему, что ее зовут Мелькорка, она дочь короля Миркъяртана из Ирландии; по крайней мере, так эти имена звучали в устах говорящего по-норвежски. Когда ей было пятнадцать зим, ее захватили викинги. Хёскульд ответил ей, что она чересчур долго скрывала истину о своем происхождении.