Королева викингов
Шрифт:
При этих словах Гуннхильд напряглась всем телом.
— Ты зашел дальше, чем имел право, Аринбьёрн. Гораздо дальше.
— Королева, — ответил он с видом непоколебимой бесстрастности, — я был человеком короля Эйрика, пока он был жив. Я человек твоего сына короля Харальда, пока он жив — да будет жизнь его долгой. Ради него я сказал тебе правду. Мой совет — королю нужно обходиться с народом помягче. Но это зависит от него, — он умолк, и в это мгновение в очаге громко треснуло горящее полено, — и от тебя.
Она все же вынудила себя напрячь губы и щеки и изобразить улыбку, хотя сама чувствовала, насколько деланой та получилась.
— Я понимаю. Я объявлю,
Однако в эту награду не войдет поэма скальда в его честь. Эгиль Скаллагримсон уже посвятил ему одну.
Но лучше ей не вспоминать об этом, а радоваться тому, что Аринбьёрн сохраняет верность. Таких было слишком мало.
В конце лета Харальд Серая Шкура вернулся в Королевский Краг. Он и его братья захватили Траандхейм почти без боев. Отсюда они отправились по всему Траандло, собирая дань и пошлины и накладывая тяжелую виру на тех бондов, которые выступили против них. В конце концов Харальд, Эрлинг и Рагнфрёд с большинством своих людей возвратились по домам, оставив Гудрёда и Сигурда завершать покорение края.
Радость была великой. И все же пир оказался не столь богатым, каким должен был быть. Здесь, в королевском имении, кладовые тоже пустели.
III
Когда осень уже готовилась к тому, чтобы уступить место зиме, к причалу встал изрядно потрепанный бурями корабль, доставивший новости с севера. Ярл Хокон вернулся в Хлади.
А потом, пока тянулись темные месяцы, Гуннхильд, собирая чуть ли не по слову у случайных и неслучайных странников, смогла составить полную картину происшедшего. Хокон вел свой флот на юг, все дальше от земли, до тех пор, пока не смог повернуть на восток и устремиться прямо в Скагеррак.
Это был подвиг кораблевождения, что неохотно признал и Харальд. Миновав Каттегат, тронды остановились в Дании, переоснастили корабли и пополнили припасы. Точно не ведомо, встречался ли датский король с ярлом или нет, но он позволил трондам задержаться в своей стране, после чего они прошли оставшиеся проливы и обрушились на Балтику с набегом. Когда же наступила осень, они направились на запад, в Свитьёд, где нашли приют в Хельсингланде. Там Хокон оставил свои корабли на попечение хорошо знакомого вождя, накупил лошадей для всей своей дружины и отправился через Ёмтланд — без дорог по лугам, по никем не населенным местам — к Кеельским горам и, перевалив через них, оказался в Траандло.
Известие о его прибытии летело впереди, словно на крыльях воронов. Народ во всех областях похватал оружие. В каждом фьорде и на каждом острове корабли извлекались из зимних сараев, спускались в воду с катков. Люди стекались к ярлу, бурно приветствуя его, размахивая сверкающей сталью, гремя щитами.
Гудрёду и Сигурду оставалось лишь погрузиться со своими дружинниками на корабли и бежать. Они обосновались в Моерре, где жизнь была скудна, но народ, по крайней мере, был на их стороне после того, что натворил там Хокон.
В ходе зимы отряды королевских людей и трондов то и дело совершали набеги друг на друга, однако страдала от них лишь узкая приграничная полоса. Ярл Хокон мирно сидел в своем доме, умело распоряжаясь своей властью и совершая жертвоприношения своим языческим богам. Когда же вновь пришла весна, выяснилось, что Эйриксоны чуть ли не начисто проели запасы продовольствия, имевшиеся в их собственных землях. Жители же этих земель не выказывали ни малейшего желания вновь воевать за своих королей, так что не могло быть и речи о том, чтобы как следует наказать дерзкого ярла.
Пока
IV
Моерр и Раумсдальр были настолько разорены, что не могли долго кормить двух королей с их войсками и слугами. Все, что те захватили, завоевав Траандхейм, тронды уже вернули себе в своих многочисленных набегах. И еще до того, как день сравнялся по длине с ночью, Гудрёду и Сигурду пришлось отступить обратно в свои южные владения.
Ярл Хокон держал свой флот и дружину наготове. Еще множество народу он мог в считаные дни собрать в ополчение. Для тамошних земледельцев и рыбаков все эти годы оказались совсем не такими плохими, какими они были для всей оставшейся Норвегии, и поэтому люди имели все необходимое для войны. Эйриксоны не рисковали заходить на север дальше Согна. Положение Хокона было настолько прочным, что летом он ушел с дружиной назад через Свитьёд за своим флотом, стоявшим в Хельсингланде, и провел несколько недель в викинге на западе. Гуннхильд полагала, что он делал все это, чтобы посмеяться над своими противниками и тем самым избавиться самому и избавить своих воинов от страха перед ними.
Считаясь со своей матерью не меньше, чем с собственной головой, Харальд Серая Шкура прилагал все силы, чтобы исправить положение. Да, говорил он, королевская власть получила рану, но не смертельную. Она еще обретет былую силу. Он и его братья должны показать, что они неустрашимы, искусны в военном деле, необоримы и имеют в своих дружинах испытанных воинов. Бунта опасаться не следовало. В конце концов, в ком из жителей Норвегии, кроме них, текла королевская кровь? Только в тех бездельниках из Хрингарики, отпрысках Харальда Прекрасноволосого от его несчастливого союза со Снаэфрид, которые никогда не желали ничего большего, чем управлять своими жалкими областями и платить дань, а на деле быть едва ли не простыми фермерами. Сыновья Гуннхильд были иными. Они должны добыть новое богатство за морями и, если потребуется, потратить часть его на зерно, которое можно будет купить там же. Придет время, когда они смогут поднять против Хокона такую же силу, что и первый раз, а тогда уж они покончат и с ним самим, и с его трондами.
Остальные говорили, что король, несомненно, прав; но сами, похоже, утратили уверенность в себе. Сигурд перенес поражение хуже всех: он пил за троих, и к нему как-то само собой вернулось детское прозвище Громкоголосый.
Однажды, совершая очередной объезд Хордарланда, он прибыл на подворье хёвдинга Клиппа Тордарсона. В эти дни погода выдалась прекрасной. С ярко-синего неба лился безмятежный солнечный свет. Теплый ветерок разносил аромат соснового леса, громоздившегося на окрестных холмах. Хотя посевы уродились чахлыми, над ними распевали жаворонки, то и дело показывалась всякая дичь, а из лесу доносился птичий щебет. Вокруг подворья, посреди которого стоял красивый дом, раскинулся большой поселок. Клипп был видным человеком.
Сигурд во главе своих воинов въехал во двор. Подковы лошадей звонко цокали по каменным плитам. Вперед были заблаговременно высланы гонцы, и над поварнями вовсю поднимался дым: там готовили все для пира, на который сошлось немало окрестных жителей. Все они высыпали наружу, чтобы встретить и приветствовать гостя. Впереди стояла молодая женщина.
— Будь долгожданным гостем, король, — приветствовала она его. — К несчастью, Клипп в отъезде и не вернется еще несколько дней, но я, его жена Алов Осбьярннардоттир, рада предложить тебе все, что у нас имеется.