Королевская кровь
Шрифт:
— Таисия знает? — вопрос мучал меня, потому что в голову внезапно пришла оглушающая мысль — а вдруг она все это делала потому, что я для них божественен, а не потому, что…даже не знаю…
— Нет, — говорит старик. — Но ты ей скажешь сам.
— Скажу, — киваю я. — Так вы поэтому меня не остановили вчера? Потому что я, по-вашему, высшее существо?
Старик долго не отвечает, откладывает ружье, закуривает.
— Ты зря думаешь, что меня остановила бы твоя божественность, если бы ты решил обидеть мою девочку, — говорит он. — Я не остановил тебя, потому что ты хороший человек, хоть и змей, и не можешь не чтить законы гостеприимства.
Я
— Спасибо, отец.
Он хмыкает, что-то типа «ну надо же», ровно как наш старый учитель, затягивается, и мы опять молчим и смотрим на колышущийся, свежий зеленый лес.
— Коз то — того, ты поел? — наконец подает он голос.
— Да, — признаюсь я.
— А зачем?
— Истощен был очень, отец. У нас в таком состоянии мозг отключается, для восстановления дракон должен наесться свежего мяса. Простите меня. Да и мясо то помогло только, чтобы не умереть там же на месте, мне бы раз в двадцать больше — самое то для восстановления.
— Ну вот сегодня и наешься. Таська с Лоркой оленя завалили.
— А вы как узнали?
Он кивает головой куда-то вверх, и я действительно вижу далеко над лесом небольшие облачка дымы, уходящие вверх с некоей периодичностью.
— Вот девчонки молодцы, — я восхищен. — Только вы, пожалуйста, когда я есть буду, близко не подходите, а лучше спрячьтесь в лес. А то могу и вас нечаянно. В таком состоянии трудно себя контролировать.
Михайлис встает, надевает на спину полотняной волок и уходит.
Они вернулись под вечер, таща на волокушке оленя. Михайлис успел еще по дороге подстрелить нескольких кроликов, и теперь они свисали у него с пояса. Я же во все глаза смотрел на Таисию и поймал-таки ее быстрый взгляд. Показалось, или она улыбнулась?
Я встал и на слабых ногах побрел им навстречу. Запах свежего сырого мяса и крови шибал в нос, и в глазах начало темнеть. Дракон внутри заворочался, но я привычным делом подавил его желание крови. Мне нужно было поговорить с ней, пока я не перекинулся.
Однако прежде, чем я подошел, она смущенно отвернулась и куда-то побежала.
— Тася, постой! — крикнул я. — Я должен тебе что-то показать.
Она остановилась, а Михайлис взял Лори за руку и отвел ее подальше от волокушек. Я подождал, пока они отойдут на безопасное расстояние и отпустил дракона.
Помню безумный голод. Мне стыдно, брат, но от оленя даже рогов не осталось, а мне все было мало. Я помню, что доев, я захотел полететь на охоту, но не смог взмахнуть крыльями. Хотя мне было гораздо лучше, но все еще не хватало сил для полета. Я краем глаза увидел стоящих неподалеку людей. Стоявший старый человек с молодой девушкой явно были испуганы и медленно отступали к лесу. А вторая девушка, которая стояла чуть поодаль, тихонько приближалась ко мне и произносила какой-то набор звуков. Я предостерегающе зарычал. Пахла она знакомо, как своя. Но Дракону нужно было мясо и кровь, и я боялся не справиться.
Она подошла ко мне, и я понял, что то, что она повторяет — это мое имя. В драконьем обличье человеческая речь отчего-то звучит очень высоко и быстро, как колокольчики на ветру. Я воспринимал ее как совсем малютку, размером с мою лапу. Она с благоговением и без всякого испуга смотрела на меня, подошла почти вплотную к морде, несмотря на предостерегающий крик отца, протянула руку и погладила мой нос.
— Хороший, хороший мой, тихо, тихо, все хорошо, — произнесла она, а я, не справившись с волной эмоций и голода, отпрянул
Впрочем, далеко я не ушел, свалился у самой кромки леса, так что мне, уже перекинувшемуся и слабому, помогли дойти до дома. А через пару часов еще и накормили жарким с зайчатиной. Удивительные люди!
Братья некоторое время сидят в тишине, Энтери переводит дух и достает из кармана маленькую длинную трубку, вбивает в нее табак, поджигает и затягивается. На недоуменный взгляд Нори смущенно поясняет «Михайлис подарил. Мне забавно было смотреть, как они имитируют драконов, выпуская дым, и я попросил попробовать, а потом и затянуло. Ты лучше посмотри, какая красота перед тобой, брат!»
Город из розового уже стал контрастно-фиолетовым, воздух свежеет и влажнеет, несмотря на легкий сухой ветерок с Песков. Между домов — чернильно-синие тени в легкой дымке, в садах распускаются ночные цветы и их тяжелый, дурманящий голову запах доносится и до сидящих на крыше дворца мужчин. Птицы, днем не слышные из-за гула Базара, начинают выводить трели своими тонкими высокими голосами. Уходящее солнце делает горизонт багряным, словно обнимая дугой закатного виднокрая переодевшийся к ночи Город.
В юности братья, приходящие любоваться на смену дня и ночи, с первым запахом ночных цветов начинали чувствовать смутное томление, нередко перерастающее потом в горячие и сладкие ночи с податливыми дочерьми пустыни. Город, как честная жена, днем рядился в белые одежды невинности, а ночами превращался в тоскующую по любви, изнывающую по мужчине женщину. Вот и сейчас Нории думает о том, что спать один он сегодня не будет, но пока не время идти искать страсти — нужно выслушать брата. А Энтери тянет сладкий, пахнущий почему-то яблоками дым и тоже томится страстью и думает о Таисии, девушке с обезображенным лицом, которая стала его наваждением. Но спать он будет один. Он еще не знает, что это любовь, которая не терпит подмены.
— В эту ночь, — продолжает он, и Нории усилием воли выныривает из морока желаний, — я сам пришел к ней и попросил лечь со мной.
Она ничего не ответила, и я долго ждал ее, пока не уснул. Меня уже не так мучал холод, но больше, чем холод, меня мучало сомнение — вдруг я испугал ее, и она не поняла, что я сам боялся, как бы не навредить ей?
Ночью мне снова стало тепло и легко, и я сквозь сон понял, что она все-таки пришла. А утром она первый раз осталась со мною….
… Девушка со спелой золотистой кожей, покрытой мелким пушком, который золотится в лучах утреннего солнца, сидит, скрестив ноги, на кровати, и заплетает длинные и крепкие русые косы. Косы получаются толстые, почти как канаты, так много у нее волос. Энтери лежит на кровати у стенки, лицом к ней, и первый раз видит ее так близко. Коварное солнце просвечивает длинную, доходящую до самых стоп ночнушку, пуританскую, белую, с какими-то невинными голубенькими цветами на ткани. Солнечный свет высвечивает профиль девушки, золотится на пушистых тяжелых волосах, и он разглядывает ее такое близкое тело, крепкие руки с четко очерченным рельефом, аккуратные остренькие холмики грудей, при взгляде на которые у него сохнут губы и влажнеют ладони. Ночнушка очерчивает небольшой валик животика и расходится к разведенным коленям, скрывая волнующими тенями и изгибами все самое сокровенное. Однако сладкий и мягкий послесонный женский запах она скрыть не может, и дракон какое-то время борется с собой, закрывая глаза и сжимая ладони.