Королевская пешка

Мэйкпис Джоанна

— У короля много врагов, — сказал он. — Они не знают жалости. Вас хотели использовать и отбросить. Но не чувствуйте себя опозоренной. Это не ваша вина.

Как она прелестна, как хороши эти огромные фиалково-синие глаза, с мольбой устремленные на него, это залитое слезами лицо, чьи скульптурные очертания влажно отсвечивали в полутьме!

— Что вы собираетесь делать теперь? — Ему пришлось наклониться к ней еще ближе, чтобы уловить едва слышный шепот.

На его губах заиграла нежная улыбка.

— Что ж, насиловать вас я не буду, если вы этого

боитесь.

От ее груди к горлу прихлынула жаркая волна, перебросилась на щеки.

— Теперь… теперь не боюсь, милорд.

Он моргнул, не веря своим ушам, и с удивлением посмотрел на нее.

— Клянусь всеми святыми, я оказался прав. Вы действительно уже не дитя, ведь так?

— Так, милорд.

Он тихо засмеялся и, наклонившись, крепко поцеловал ее в губы.

— Значит, время пришло, и теперь я вправе сделать вас совсем моей.

Она услышала, как он, стоя возле кровати, быстро сбрасывает с себя одежду, и вдруг ее охватила паника; но тут он, опершись на вытянутые руки, склонился над ней.

— Вам не страшно?

Она покачала головой.

— Теперь уже нет.

Он ласково погладил ее по волосам, тонкую прядку намотал на палец, на этот раз очень нежно.

— Ты самое прекрасное создание, которое мне приходилось когда-либо видеть. Нет, не говори ничего! — И он поцелуем закрыл ей рот. — Ты очаровательна и полна жизни и… непослушная, но мне это в тебе нравится — если ты не грозишь обрушить на наши головы все мироздание.

— Милорд, вас не накажут за то, что…

— Нет-нет, любовь моя, но, если бы и так, я ни о чем не пожалел бы.

Он нежно — сладостно-нежно — целовал ее губы, едва касаясь, целовал шею, грудь, изгиб живота. Крессида тихо постанывала от острого наслаждения. Наконец он взял ее; минутная боль мгновенно исчезла, уступив место полной эйфории.

Крессида оказалась гораздо более отзывчива на ласки, чем он смел мечтать. За время, прошедшее после их свадьбы, он приучил себя ждать; теперь он знал: она так же жаждала познать наслаждения любви, как он — обучить им ее.

После смерти Элинор он хранил целомудрие, чувствуя, что любая связь станет оскорблением ее памяти. Его чувства были притушены и вспыхнули вновь лишь при первом взгляде на эту волшебную деву. Весь его гнев испарился мгновенно, как только до его сознания дошло, что он готов был в гневе взять ее силой, навеки утратив надежду на истинную любовь меж ними. Сейчас он тихо лежал подле нее, радуясь обретенному блаженству.

Крессида шевельнулась, и он прижал ее к груди. Она робко обхватила шею Мартина руками и с легким вздохом притянула к себе его голову, вновь жаждая поцелуев. Он тотчас приподнял пальцем ее подбородок, а другой рукой отвел назад сияющее облако белокурых волос, чтобы лучше видеть ее лицо.

— Ты вздохнула… Ты сожалеешь…

Она пылко помотала головой.

— Нет! Нет! Я хотела…

Она отвернула от него лицо, избегая его взгляда, но он с мягкой настойчивостью повернул ее к себе и заставил посмотреть ему прямо в глаза.

— Скажи мне. Чего бы ты

хотела? Чего я не дал тебе?

— Нет, вы не понимаете. У меня есть все, чего я хочу — сейчас. Мои родители всегда любили друг друга. Я знала это, еще когда была совсем маленькая. А вы держались все это время так отчужденно… бывали иногда добрым и снисходительным, но… но не любящим. Думаю, будь я вашей любимой собакой, вы обращались бы со мной так же по-доброму и ласково… и так же бранили бы за провинности. И я всегда чувствовала себя как бы в опале, как бы провинившейся в каких-то детских проделках, до тех пор… — ее голос чуть-чуть дрогнул, — до нынешней ночи, когда поняла, что, действительно, привела вас в ярость, и подумала… испугалась… что в этой ярости вы можете оскорбить меня так, что я не смогу простить. Мне казалось, я этого не заслуживаю, потому что… — она опять отвела от него глаза, — потому что, мне кажется, я начинаю любить вас, милорд.

Он засмеялся коротким горловым смехом.

— Я обязан поверить этому, мадам, иначе ваше поведение нынешней ночью следовало бы назвать безнравственным.

Некоторое время они лежали молча, потом она, запнувшись, спросила:

— Вас заставят… отослать меня? Он помолчал.

— Думаю, это возможно… и правильно. Ты должна какое-то время не показываться королю на глаза.

Она высвободилась из его рук и села.

— Мартин, вы не можете отослать меня от себя — только не сейчас!

— Любовь моя, ты знаешь, как обстоят дела во дворце. В это критическое время я не могу оставить Совет. У меня есть работа — важная работа.

Тон его сделался мрачен, и она закрыла глаза, подумав о том, какая страшная, верно, эта работа.

— Вы будете разыскивать тех, кто хотел навредить делу короля?

— Это мой долг. Королю это необходимо. Думаю, тебе придется на какое-то время уехать.

— В ваше поместье Рокситер?

Он сдвинул брови, глядя в сумрак освещаемой камином комнаты.

— Я думал об этом, но хотел сам отвезти тебя туда. К сожалению, сейчас это невозможно. Я должен как следует все обдумать и… и подождать распоряжений короля. Она тихо спросила:

— А что будет с леди Элизабет?

— Ей придется покинуть Лондон и уехать на север — в Шерифф-Хаттон, один из йоркширских замков короля. Там она присоединится к другим слугам его величества.

— Я… я нанесла ей огромный вред, ведь она, думаю, мало что знала… обо всем этом и о последствиях. Я должна повидаться с ней, попросить у нее прощения.

— Крессида, — ответил он, но голос его при этом прозвучал определенно холодно, — ты должна мне поклясться, что никак не будешь общаться с леди Элизабет. Это мой приказ. Я рассержусь на тебя по-настоящему, если ты ослушаешься меня в таком серьезном деле.

Он повернулся к ней и снизу вперил взгляд ей в лицо; она молча кивнула.

— Как вы думаете, мне разрешат присутствовать на похоронах ее величества? О, Мартин, я так хочу быть там, так хочу в последний раз проститься с нею вместе с другими фрейлинами…