Королевский фаворит
Шрифт:
Королева занимала в монастыре келью, которая отличалась от других только своей величиной; обстановка ее была такая же простая, как и в келье обыкновенной монахини: постель, несколько стульев, скамеечка перед распятием и образ святого Антуана, патрона города Лиссабона, составляли все убранство комнаты, стены, покрытые старыми гербами, между которыми преобладал Браганский крест, еще более скрадывали слабый луч света, едва пробивавшийся через высокое узкое окно.
В этой комнате мы находим Луизу Гусман, вдову Иоанна Португальского.
В описываемое нами время королева
Люди видели в ней женщину с твердым характером, мужественной душой, женщину, в минуту опасности взявшуюся за меч, за который не решился взяться ее супруг, женщину, которой достался трон, но которая предпочла остаться скромной вдовой и верноподданной.
Королева беседовала с двумя дамами, одна из них, уже пожилая, но еще сохранившая следы замечательной красоты, была немного похожа на королеву! Та же внешняя суровость, такой же гордый взгляд.
Ее называли донна Химена Васконселлос-Суза, графиня Кастельмелор.
Другая — семнадцатилетняя молодая девушка. Ее прелестное личико почти исчезало под черной кружевной вуалью. Обыкновенно она лишь украдкой поглядывала на королеву, и в ее взгляде выражалось глубочайшее восхищение, смешанное с боязнью и любовью. Донна Инесса Кадоваль, сирота, единственная дочь герцога Кадоваль, была самой богатой наследницей во всей Португалии. Ее родственница, вдовствующая графиня Кастельмелор, по происхождению тоже из дома Кадоваль, уже два года была ее опекуншей.
Донна Химена стояла на коленях перед королевой и держала ее руки в своих. Инесса сидела на скамейке у ее ног.
— Химена, — говорила королева, — я уже давно желала тебя видеть, дочь моя. Увы! Ты тоже теперь овдовела…
— Ваше величество и ваш сын, король, потеряли верного подданного, — сказала графиня, стараясь быть спокойной, но по щекам ее медленно покатились слезы. — Я же… я потеряла…
Она не смогла договорить, голова ее бессильно опустилась на грудь. Королева наклонилась и поцеловала ее в лоб.
— Благодарю вас, государыня, — сказала графиня, выпрямляясь. — Бог оставил мне двух сыновей.
— По-прежнему тверда и благочестива! — прошептала королева. — Бог благословил ее, дав ей сыновей, достойных ее… Говори мне о твоих сыновьях, — прибавила она, — так же ли они похожи друг на друга, как в детстве?
— Все так же, государыня.
— Сердцем так же, как и лицом, я надеюсь… Это удивительное сходство. Я никогда не могла отличить моего крестника Луи от его брата, это было одно лицо, один рост, один голос, так что, не будучи в состоянии узнать моего крестника, я начала любить их обоих одинаково.
Графиня с почтительной нежностью поцеловала руку королевы, которая продолжала:
— Я их люблю потому, что они твои дети, Химена, Разве не ты воспитала мою дорогую Катерину? В то время как заботы по управлению государством всецело поглощали меня, ты заботилась о ней и учила ее любить меня… Не вы, а я должна быть вам благодарна, графиня.
Сказав это, донна
— У меня также двое сыновей, — снова заговорила, вздыхая, королева. — Дай Бог, чтобы они походили друг на друга! Потому что мой Педро благородный юноша.
Графиня не отвечала.
— Другой тоже, другой тоже! — поспешила прибавить королева. — Я несправедлива к Альфонсу, которому обязана повиноваться и уважать его, как наследника моего супруга. Он составит счастье Португалии… Что же вы ничего не говорите, графиня?
— Я молю Бога, чтобы он благословил короля, дона Альфонса!
— Бог благословит его, дочь моя. Альфонс хороший христианин, чтобы ни говорили и…
— Чтобы не говорили?.. — повторила с удивлением графиня.
— Ты этого не знаешь, — продолжала королева, голос которой начал дрожать. — Ты так давно не была при дворе! Говорят… Я получила несколько тайных предостережений… или лучше думать, что это клевета? Говорят, что Альфонс развратник; развратник и жестокий; говорят…
— Это ложь!
— Да, да… Но в то же время… О! Ты верно сказала, дочь моя, это ложь, клевета, но они распространены по всей Португалии!
— Но, может быть, ваше величество пробовали разузнать… — начала графиня.
Она замолчала. Королева пристально глядела на нее, в ее взгляде выражалось отчаяние и смущение.
— Я не осмелилась! — прошептала она с усилием. — Я так его люблю! К тому же это неправда, я убеждена в этом… Браганская кровь заставляет биться только благородные сердца! Клеветники лгут!
Донна Луиза произнесла эти слова разбитым голосом. В большом волнении она закрыла глаза и откинулась назад. Графиня и ее воспитанница тотчас же бросились к ней.
— Оставьте, — сказала королева, — тот не падает в обморок, кто уже давно привык к страданиям. Простите, графиня, что я опечалила вас, так же, как и этого бедного ребенка… Но эта ложь так ужасна! Я не верю им, я не хочу им верить. Чтобы я поверила, надо чтобы кто-нибудь, вроде тебя, Химена, пришел сказать мне, что сын мой злоупотребил званием короля и дворянина и запятнал свою честь! Тогда… но ты никогда не скажешь этого, не так ли?
— Не дай Бог!
— Нет, потому что тебе, Химена, я поверила бы и умерла.
Наступило продолжительное молчание.
Графиня, охваченная почтительным состраданием, не смела прервать задумчивости своей повелительницы. Наконец последняя как бы пробудилась от сна и заговорила, стараясь улыбнуться:
— В самом деле, моя дорогая, — сказала она, обращаясь к Инессе, — мы вам оказали очень мрачный прием… Графиня, ваша воспитанница прелестна, и я вам очень благодарна, что вы привезли ее ко двору короля, моего сына. Как ни высоко ее происхождение, мы постараемся найти ей подходящую партию.