Королевский сорняк

Гармаш-Роффе Татьяна Владимировна

Он помолчал, разглядывая Тоню.

– Я не жалею о своем эксперименте, даже если мне пришлось несколько раз переписывать финал. Ты подарила мне множество великолепных ощущений, Антония… Не говорю тебе за них «спасибо», – это ведь я вынудил тебя мне их подарить, это я написал твою историю и создал твой характер… Жаль, что мне не удалось вас убить. Вернее, мне, по сути, глубоко безразлично, живы вы или мертвы. Я только хотел продемонстрировать наглядно,

что Писатель – это Творец. Он подобен Богу, потому что он вершит судьбы своих персонажей! Надеюсь, что вы это наконец поняли.

Последняя фраза прозвучала с легкой вопросительной интонацией, и Писатель пристально всматривался в глаза Тони, надеясь уловить в них ответ.

Тоня отвернулась от него, упершись щекой в плечо Кирилла. Николай Сергеевич усмехнулся.

– Ну что ж, у меня осталась еще одна возможность вам это доказать…

Он развернулся и схватил лежавший на письменном столе пистолет. Кис с Серегой сдвинули плечи, пряча за собой Тоню и Кирилла.

Писатель рассмеялся.

– Вы жалкие, предсказуемые люди безо всякой творческой фантазии, – заявил он с издевательской улыбкой. – Именно поэтому я творец и бог, а вы ничтожные марионетки, которыми я управляю. И вы останетесь марионетками, перчаточными петрушками, созданными мною персонажами даже тогда, когда меня не будет. История знает: писатель умирает, а его персонажи живут… Что ж, живите, ПЕРСОНАЖИ!!! Вы никогда не сможете ни решать судьбу вашего творца, ни судить его по вашим скудоумным понятиям!

И с этими словами он выстрелил себе в рот.

Никто не издал ни звука. Тело Николая Сергеевича завалилось в кресле на бок, обнажив залитый кровью экран компьютера с текстом его последнего романа.

Первым пришел в себя Серега.

– Пойду-ка я проведаю сатанистов, – сказал он. – Сейчас наши подъедут.

Остальные так и остались стоять в дверях. Тоня хотела было сделать шаг в кабинет, но Кис ухватил ее за руку:

– Нельзя. Все должно остаться в неприкосновенности для экспертов. Пошли во двор, подождем машины милиции.

Тоня судорожно вздохнула. Кирилл взял ее за плечи.

– Антоненок, смерть всегда тяжелое зрелище, – философски заметил Кис. – Лучше уйти отсюда.

Сзади неслышно подошел Гера и вытянул голову, пытаясь разглядеть тело Николая Сергеевича. Алексей подвинулся, пропуская его вперед. Стаскивая свою кепочку «Микрософт», Гера приблизился к тому, кто так долго был его повелителем, и Кис почему-то его не остановил, только попросил ни

к чему не прикасаться.

– Пойдем, Тоня, – прошептал Кирилл.

Но она не шелохнулась, глядя на Писателя.

– Мальчик… – произнесла она.

Кис изумленно поднял брови.

– Мальчик??? Он хотел вас заживо похоронить, Тоня!!!

– Я не забыла.

– Так… Я не понимаю, неужели ты его жалеешь???

– Он просто бедный маленький мальчик, который так и не вырос… Может, если бы кто-нибудь раньше его пожалел, то он не стал бы таким.

– Ну, ты даешь! – помотал головой Кис.

– Милосердная… – вдруг произнес Гера, бросив оземь кепочку «Микрософт». – Милосердная!!!

Он тяжело рухнул на колени, крестясь. Забормотав молитву, он поклонился сначала в сторону мертвого Николая Сергеевича, а затем, перебрав коленями, в сторону Тони.

Кирилл сжал ее плечо. Кажется, он понял, о чем говорил Герасим.

Эпилог

…На смерть Николая Сергеевича Курганова, писателя с мировой известностью, хором прозвучали трагическо-одические некрологи, деликатно умолчавшие как о причинах его смерти, так и событиях, ей предшествующих. Последний его роман был дружно назван шедевром, а одно крупное издательство, незаметно превратив некролог в рекламу, обещало выпустить гениальное творение Курганова в рекордно короткие сроки огромным тиражом.

И только один некролог, подписанный Александрой Касьяновой, несколько выбился из общего хора:

«Крупное литературное явление, Курганов для нас навсегда останется больше писательским именем, чем реальной личностью. В силу замкнутого образа жизни он крайне редко появлялся на публике, практически не имел друзей. Те немногие, кого судьба близко свела с писателем, характеризуют его как Питера Пена, вечного мальчика, который предпочел наглухо запереться в мире собственного воображения и фантазий, чтобы избежать взрослой ответственности взрослых чувств…

По тем же свидетельствам, Николай Сергеевич Курганов выразил желание, чтобы на его могиле посадили розы, белую и красную. В них он видел символ красивой сказки о любви, которой не было суждено случиться в его жизни…»

– …Курганов бы в гробу перевернулся, если бы прочитал о розах! – проговорил Кис, откладывая газету.

– Это моя ему месть за Антоненка, – кратко ответствовала Александра.