Королевский выбор
Шрифт:
Разве она виновата, что эти прекрасно вылепленные губы обещали гораздо более заманчивое угощение? И этот уверенный подбородок… не говоря уж о широкой груди…
Немного погодя Эмили обнаружила, что ее ведут к горе булочек с шоколадной глазурью и искушающий голос Алессандро спрашивает:
— Вы любите шоколад?
— Обожаю, а что? — подозрительно спросила она.
Он пожал плечами и наложил ей на тарелку булочек, щедро полив их шоколадным соусом и сливками.
— У нас в Ферраре ежегодно проводится праздник шоколада, — им бесплатно
— Спасибо. — Она принимала предложение отведать дивных булочек? Или что-то иное?
— Представьте себе, Эмили: тысячи килограммов превосходного шоколада обретают невероятные формы прямо у вас на глазах; художники со всей Европы приезжают, чтобы побороться за первый приз…
Он повернулся, чтобы налить им крепкого черного кофе из изящного серебряного кофейника.
— Итак?
Алессандро посмотрел Эмили прямо в глаза. Его выразительный рот изогнулся в улыбке. Пульс Эмили застучал в два раза чаще.
— Мне, черный, — выпалила она, уверенная, что Алессандро провоцирует ее.
Пробормотав «спасибо», она приняла чашку кофе и вновь увидела золотые глаза, лучащиеся смехом. Нет, она имеет все основания быть настороже, подумала Эмили и поспешно отвела взгляд.
К счастью, это была его последняя шутка, и можно было спокойно закончить ужин. Когда они вернулись в кабинет, Алессандро приглушил свет и включил музыку.
Эмили улыбнулась. Брамс. Значит, он запомнил слова матери о произведении, которое принесло Миранде победу на конкурсе.
Алессандро налил шампанского и уселся на диване напротив Эмили.
— Так лучше? — пробормотал он, глядя, как она пригубливает вино. — Вы, не против, если я сниму пиджак? — добавил он, расстегнув еще пару пуговиц у ворота рубашки.
— Нисколько. — Эмили напрочь, забыла о своей просьбе оставить шампанское на потом и смотрела, как Алессандро снимает пиджак на алой шелковой подкладке, расстегивает и вынимает запонки, кладет их на стол и закатывает рукава, открывая сильные руки, покрытые темными волосками.
Как же он был не похож на бледных, бесцветных директоров, с которыми ей доводилось иметь дело!
— Итак, Эмили, — начал он, — вы, в самом деле, уверены, что безумный план вашей сестры удастся? — четко выговаривая каждое слово, спросил Алессандро.
Она вздрогнула и выпрямилась.
— А вы собираетесь ей помочь в этом или нет?
— Без моей помощи ваша сестра не будет играть на так полюбившемся ей инструменте.
— Что вы хотите сказать?
Алессандро положил руки на спинку дивана и посмотрел на Эмили, чуть склонив набок голову.
— Почему бы вам для начала не присесть? — предложил он. — Вы ведь хотите помочь своей сестре, не так ли? Хотите, чтобы она играла на инструменте, который вы видели в магазине музыкальных инструментов в Гейдельберге?
Эмили побледнела.
— Откуда вы об этом
— Я взял себе за правило узнать все о деле, прежде чем вступать в переговоры, — твердо сказал Алессандро. — Я никогда не оставляю ничего на волю случая.
Профессиональное чувство Эмили было уязвлено, но сейчас ее больше заботило будущее Миранды. Чего на самом деле хочет Алессандро Буззони? Зачем ему все эти хлопоты? И каким образом он так быстро сговорился с немецким мастером?
— Скрипка в Гейдельберге… — начала она, и голос у нее прервался, когда она вспомнила Миранду, играющую на старинном инструменте. — Почему вы сказали, что моя сестра никогда не будет играть на ней?
— Без моего сотрудничества, — напомнил Алессандро с загадочным видом.
— Я не понимаю.
— Присядьте, Эмили. Прошу вас.
— Мне кажется, для начала вам придется объясниться.
— Тот инструмент, о котором вы упомянули, — музейный экспонат, практически бесценный. Он выставлялся одним из самых знаменитых на данный день мастеров…
— Выставлялся? — переспросила Эмили. — Почему вы говорите об этом в прошедшем времени?
— Потому, что его там больше нет.
— Вы хотите сказать, что он вернулся в музей?
— Не совсем.
— Тогда что же? — Взгляд Эмили требовал незамедлительного ответа.
Но Алессандро молчал и только смотрел на что-то за ее плечом.
Она медленно обернулась, и глаза у нее расширились. В углу необычного треугольного кресла, подпертая двумя шелковыми подушками, стояла скрипка.
Сердце у Эмили заколотилось так, что ей стало трудно дышать. Она обернулась к Алессандро, потом снова назад… Нет, ей не чудится, это именно тот инструмент, на котором Миранда играла в Гейдельберге.
— Но вы сказали, что это музейный экспонат… почти бесценный, — пролепетала она, уже не заботясь о том, какое впечатление она производит на Алессандро. — Я не понимаю.
— Все имеет свою цену, Эмили, — пожал Алессандро плечами, внимательно изучая собеседницу.
Он ждал. Но чего? Чтобы она что-то сказала? Но что она скажет, когда все мысли от потрясения куда-то пропали, а сама она дрожит и не в силах унять этот трепет? Ко всему прочему Эмили не могла избавиться от ощущения, что она тоже музейный экспонат и на носу у нее болтается ценник с весьма приличной означенной на нем суммой.
— Вы купили ее? — наконец выговорила она.
— Я купил ее, — подтвердил Алессандро.
— Но зачем…
— Она входит в сделку.
— Входит в сделку? — недоверчиво выпалила Эмили. — О чем вы?
— Вы позволите мне объясниться?
Эмили сжимала и разжимала кулаки. Ей совсем не нравилось выражение его лица.
— Действительно, это было бы совсем не лишним, — сдавленным голосом согласилась она, словно уже почувствовала, что мечта Миранды может стать реальностью.
— Наилучший выход для вашей сестры, — иметь достаточно денег на обучение, чтобы не отвлекаться еще и на работу в оркестре.