Королевский выкуп. Последний рубеж
Шрифт:
Вспомнив, что Маршал был в плену у Лузиньянов, пока Алиенора не заплатила за него выкуп, Жофф пошел на попятную.
– Я не высказывал свое мнение, а лишь повторил, что говорят некоторые, – с жаром заявил он. – Однако я согласен с епископами и считаю, что королю следует устроить церемонию возложения короны или даже повторную коронацию. Этот эффектный способ поможет распрощаться с тем неприятным эпизодом и ознаменует новое начало.
Никто ему не ответил. Все молчали, так как Алиенора, Лоншан и Андре еще сердились, а остальные чувствовали себя неуютно, жалея, что попали под королевский гнев. Они не знали, следует ли им оставаться на месте и ждать,
Ричард ушел недалеко. Он остановился во внутреннем дворе, не обращая внимания на почтительные приветствия солдат и любопытные взгляды слуг. Холодный ночной воздух не остудил его гнева. Но король почти немедленно понял, что рассердился не на тех. Губерт такого не заслужил. Как и никто из присутствующих. Не стоило обвинять даже епископов и всех тех, кто считал, что он должен подвергнуться церемонии очищения. Если он сам ощущал стыд за содеянное, как можно винить других за такое же чувство? После нескольких мгновений мрачных раздумий государь неохотно развернулся и пошел обратно.
Когда Ричард вошел, присутствующие вскочили, и он знаком велел им снова сесть.
– Является ли предложение епископов «хорошей идеей» это вопрос спорный, но делать посланника ответственным за переданное им послание – идея явно не из лучших. Я допустил ошибку и сожалею об этом.
Все стали твердить, что в его вспышке гнева нет ничего страшного, она вполне объяснима, но Ричард не слушал эти предсказуемые заверения и не внимал им. Усевшись на свое место, он переводил взгляд с одного лица на другое, пока не остановился наконец на Губерте Вальтере.
– Если ты чувствуешь, что это заслуживает обсуждения, я хочу тебя выслушать. Но с самого начала заявляю, что я не желаю повторной коронации.
– Я полностью согласен с тобой, монсеньор. Я не вижу нужды во второй коронации, как и большая часть епископов. Они говорили о чем-то меньшем, возможно, о церемонии возложения короны. В прежние времена короли совершали ее несколько раз в году, но твой отец покончил с этой традицией, поскольку ему не нравилась эта суета. Так что это вовсе не новшество, просто возрождение древнего обычая, способ отпраздновать твое возвращение в свое королевство и к своим подданным.
– Язык у тебя так хорошо подвешен, что способен слизать мед с колючек, – невесело усмехнулся Ричард, цитируя услышанную от Моргана валлийскую поговорку. – Ты подсластил питье так, что почти заглушил вкус ядовитого болиголова. Почти.
Хотя королю этого совсем не хотелось, но, возможно, после того как в большом зале в Майнце он опустился перед Генрихом на колено, это был его долг.
– Ну, а что остальные? – спросил Львиное Сердце. – Вы все согласны, что это необходимо?
Алиенора просто сказала, что такое решение принимать нужно только ему. От Андре и Лоншана Ричард услышал решительное «нет!». Но остальные не решались говорить прямо.
– Народу понравится такая церемония, монсеньор, – промолвил наконец Уилл Маршал.
Ему эхом стали вторить Жофф, Гамелен, Фульк и Уильям Бривер, а когда Губерт предложил оказать честь королю Шотландии, пригласив его принять участие в церемонии, Ричард понял, что его обошли с фланга.
– Я об этом подумаю, – ответил он, хотя, как и все остальные, понимал, что это не задержка ответа, а признание поражения.
Вскоре после этого встреча закончилась. Ричард с Андре вместе пересекали внутренний двор, оба молчали, пока не дошли до главной башни. Андре редко обращался к Ричарду по
– Ричард, за проведенное в Германии время ты не совершил ничего постыдного, твоя честь не запятнана.
Лицо его более молодого родича оставалось бесстрастным, скрывая мысли. Но Андре заставил его улыбнуться, добавив с усмешкой:
– Однако, должен признать, мне по вкусу твоя идея искупаться во французской крови.
Джону и его союзнику епископу Ковентрийскому было приказано явиться в течение сорока дней, чтобы ответить на обвинения в захвате замков, опустошении земель в Англии и Нормандии, и заключении союза с французским королем, в нарушение клятвы верности, которую он принес Ричарду. Джона объявили лишенным права на престолонаследие и на английские владения. Также объявили, что Ричард отпразднует Пасху с королем шотландцев, Вильгельмом Львом, а в последующее воскресенье в Винчестере проведет официальную церемонию возложения короны.
– Значит, у меня совсем нет права голоса?
Беренгария положению Анны сочувствовала, но все-таки этот вопрос ее удивлял – в шестнадцать лет девушке уже пора понимать, что замуж приходится выходить за кого прикажут. Сочувствовала киприотке и Джоанна, да и мятежная струнка в характере девушки была ей куда понятней, чем Беренгарии. Поэтому, вместо того чтобы упрекать девушку, она еще раз терпеливо объясняла, что этот брак – одно из условий соглашения, заключенного в Вормсе – часть цены, которую Ричарду пришлось заплатить за свою свободу.
Она изо всех сил старалась примирить Анну с судьбой – напоминала, что герцог Австрийский приходится ей родичем, что он проявляет искреннюю заботу о ее благополучии, и повторяла все благоприятные слова о сыне Леопольда, какие могла почерпнуть от Моргана, Ричарда и писем Алиеноры. Однако Анна отказывалась их воспринять, и королевы в конце концов удалились, дав ей единственное, что могли предложить – время и уединение.
Вернувшись в зал, Джоанна не застала там Мариам, а когда спросила у Беатрисы, пожилая дама с лукавой улыбкой ответила, что Мариам с Морганом снова отправились знакомиться с Пуатье. Все знали, что на деле это означало посещение одного из постоялых дворов в городе. Джоанна рассмеялась, но Беренгарию это не так забавляло – совсем недавно у нее состоялся тревожащий разговор о Мариам и Моргане с Гийомом Темпье, епископом Пуатусским. За полгода, проведенные в Пуатье, для Беренгарии стала большим утешением дружба с Гийомом, которого глубоко уважали за выдающееся благочестие и прямоту. В своей решимости бороться как с мирскими грехами, так и с церковными злоупотреблениями, прелат временами казался ей просто святым. Поэтому, когда он отвел Беренгарию в сторону и заговорил о своем беспокойстве о душе леди Мариам, она к этому отнеслась серьезно.
– Джоанна, Мариам не говорила тебе, что епископ предостерегал ее касательно отношений с Морганом?
Джоанна покачала головой. Она надеялась, что епископ не станет просить ее вмешиваться, поскольку испытывала неподдельное уважение к прелату и распознала в нем хорошего человека. Но она не считала грехи Мариам столь тяжкими, чтобы спасение ее души оказалось под угрозой. В конце концов Мариам вдова, и у нее нет родственников-мужчин, перед которыми требовалось отвечать. Кроме того, они с Морганом старались соблюдать осмотрительность. И не их вина, что даже конюхам и поварятам известно, что они любовники.