Королевское правосудие
Шрифт:
— старый герб суверенной Меары, с символами старшего сына на нем.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Она…вошла в душу служителя Господня и противостала страшным царям чудесами и знамениями
Та часть Келсона, которая осталась беспристрастной и полностью контролировалась Келсоном, немедленно узнала напавшего на Джаннивер. Он никогда не встречался с Ителом Меарским лицом к лицу, но когда он увидел клетчатое поле герба, он сразу же заметил сходство с чертами Лльювелла и Сиданы — да и кто еще кроме Итела осмелился бы
Но та часть Келсона, которая, благодаря разуму Джаннивер, вновь пережила воспоминания о нападении Итела, не знала и не не хотела знать о том, что подросток в доспехах, грубо бросивший ее на землю, был мятежным принцем — эта часть его просто отшатнулась в невообразимом ужасе и, сжавшись, тщетно пыталась спрятаться от страха и боли.
Ярость Келсона только усилилась, когда часть его разума, неучаствовавшая в происходящем, осознала, что все, что передала ему Ротана, было лишь малой частью того, что вынесла сама Джаннивер. Даже пройдя через разум Ротаны, укоротившись во времени до нескольких секунд, ее беспомощность, боль и стыд были настолько сильны, что он на мгновение почувствовал себя обездвиженным и неспособным разорвать контакт, даже если бы от этого зависела его жизнь.
Когда Ротана разорвала контакт, его сердце страшно колотилось от пережитого Джаннивер ужаса. Он взмок и задыхался, рука его так стиснула руку Ротаны, что часть его разума удивилась тому, что она не вскрикнула.
Застонав, он заставил себя отпустить ее руку и, опустившись на ступеньку алтаря и дрожа, прижал пальцы к вискам, сердце его дико колотилось, он, задыхаясь, пытался глубоко вздохнуть, чтобы вновь обрести равновесие.
Постепенно он пришел в себя. Еще до того, как у него в голове прояснилось, а пульс вернулся к более или менее нормальному, он понял, что Ротана не только передала ему информацию, которую он хотел получить, пусть и не в такой интенсивной форме, но и часть своей собственной реакции на произошедшее — мимолетное, но очень близкое касание ее собственной души. Подняв голову, чтобы посмотреть на нее, он почувствовал, что она испытала то же самое, и что она потрясена этим так же как он.
«Я не жалею о том, что я сделала,» — прошептала она, слегка вздрогнув, когда их глаза встретились. — «Я должна была заставить Вас понять, что она чувствовала. Вы — мужчина. Вы не можете знать, что значит быть женщиной и быть… использованной . А Джаннивер чувствовала себя такой защищенной…»
Когда ее голос стих, Келсон, заставив себя еще раз глубоко и прерывисто вздохнуть, поглядел вдаль, проведя руками по лицу. Он еле смог заставить себя заговорить.
«Вы правы,» — смог он вымолвить наконец, посмотрев украдкой на спящую Джаннивер и неожиданно обрадовавшись тому, что она спит. — «Я и представить себе не мог… Если Вы… посчитаете, что лучше стереть случившееся из ее памяти, то сделайте это,» — он тяжело сглотнул. — «Хотелось бы только знать, кто сможеть стереть Ваши воспоминания… или мои.»
Ротана расправила плечи и облегченно вздохнула. — «Милорд, тот, кто посвящает свою жизнь исцелению других, должен быть готов к подобным тяготам,» — тихо сказала она. — «Так же тот, кто носит корону, должен ощутить ее тяжесть. Разве не так?»
Это было так. Но осознание этой универсальной истины вовсе не облегчало его ношу, как не решало и других проблем, над которыми ему надо было поразмышлять. После
«Государь?» — сказал Морган, вставая вместе с юным Бренданом, когда Келсон отодвинул полог палатки и вошел внутрь.
Пока ждали его, они занимались чисткой доспехов Моргана — Брендан, полировавший шпоры, выглядел в своей одежде пажа нарядным и воспитанным, а Морган разделся до туники, набросив на нее ярко-зеленую шелковую накидку, спасаясь от ночного холодка, и сменил сапоги на кожаные сандалии. Его сапоги и покрытый металлическими пластинами панцирь, которые он носил весь день, лежали, поблескивая в свете фонаря, вместе с мечом, обмотанным перевязью, на походной кровати Моргана.
«Брендан, можешь идти спать,» — едва заметив выражение лица Келсона, сказал Морган, отсылая мальчика. — «Мы закончим утром.»
Морган, зашелестев шелком накидки, поднялся, чтобы налить Келсону кубок вина, о котором тот не просил, но который был ему очень нужен. Келсон благодарно осушил его наполовину и, вздохнув, опустился на походный табурет, подовинутый Морганом к небольшому столику. И только после еще одного большого глотка он почувствовал себя готовым говорить о том, что произошло.
«Мне надо было немного погулять,» — ставя свой кубок на стол, негромко сказал король и расстегинул перевязь меча, опуская меч на солому, устилавшую пол. — «Мне было нужно время, чтобы подумать.»
Морган, усаживась на табурет и шурша шелком одежды, ничего не сказал и терпеливо ждал, глядя на Келсона, уставившегося пламя фонаря, стоявшего на столе между ними.
«Это был Ител,» — через мгновение сказал Келсон, не поднимая глаз. — «В этом нет никаких сомнений. И он ответит за это.»
Морган поставил локоть на столик и оперся подбородком на кулак. Другой рукой он поигрывал серебряным кубком — к сожалению, пустым, но он даже не подумал о том, чтобы налить еще вина. Он понял, что Келсон не просто узнал личность напавшего, но случилось что-то еще, о чем Келсон был пока не готов заговорить.
После долгого, давящего молчания Келсон неловко поднял взгляд и полуотвернулся, сев к Моргану боком и уставившись на стену палатки.
«Аларик, Вам когда-нибудь доводилось насиловать женщину?» — еле слышно спросил, наконец, король.
Морган поднял бровь, но больше ничем не выказал своего удивления.
«Нет, не доводилось,» — сказал он. — «Как, наверное, и Вам.»
Келсон мрачно усмехнулся и, сжав руками колени, покачал головой. — «Нет,» — прошептал он. — «Признаться, я никогда даже не думал об этом. Это не то, что относится к нормальным… желаниям,» — добавил он. — «Я… хотел Сидану… наверное.»
Он шумно сглотнул, теребя кольцо Сиданы, одетое на его мизинец, и Морган понимающе кивнул.
«Я уверен, что Вы хотели ее.»
«Но это другое,» — продолжил Келсон. — «Изнасилование — это…»
«…это, к сожалению, суровая реальность войны, государь,» — мягким голосом сказал Морган. — «Никто из благородных мужей не может смириться с ним, но такое все-таки… случается.»
«Я знаю.»
Келсон еще раз сглотнул и тяжело вздохнул.
«Аларик, а Вы… Вы никогда не задумывались, что должна чувствовать… женщина?» — заикаясь, спросил он. — «Должен признаться, что я никогда не думал об этом. Но теперь… я знаю это.»