Королевства Ночи
Шрифт:
Стоило нам повернуть в какую-нибудь кажущуюся подходящей протоку, как она вскоре оказывалась забитой водорослями или упиралась в болото, а то и в кучу грязи, которую и островом-то нельзя было назвать. Иногда протоку блокировало упавшее дерево, и тогда приходилось высылать на лодке команду, чтобы она разрезала ствол, а то приходилось им брести по пояс в мутной жиже и отгонять мысль о том, что там в мутной воде притаилось. И не раз, умаявшись с расчисткой пути от завалов, мы делали поворот и натыкались на следующее препятствие.
В конце концов мы часто решали изменить курс, вернуться назад и попытать счастья в другой протоке. Так мы двигались взад и вперед, влево и вправо, пока не начали сомневаться в надежности компасов. Иногда заросли расступались, открывая ненадолго вид на горы, которые,
В общем, было полное ощущение ночного кошмара, когда тебе снится, что пытаешься по колено в зыбучем песке убежать от чудовища, и боишься оглянуться, и ждешь, что вот-вот в спину тебе вонзятся его когти.
Мы не только частенько сбивались с курса – хотя в данном случае выражение не совсем верно, поскольку точный курс был нам неизвестен, – но и садились на мель раз или два в день. Впрочем, корпуса кораблей оставались неповрежденными, да и посадка на мель не выглядела драматичной, поскольку проявлялась лишь в замедлении продвижения корабля, с шумом скребущего днищем по грязи под килем. Для того чтобы слезть с внезапного препятствия, мы использовали весла в качестве шестов или другой корабль для буксировки, но чаще приходилось вытягиваться с помощью специальных якорей – верпов. Эта работа особенно изматывала. Спускались на воду лодки, отвозили подальше верп, выбирая цепь на всю длину. Затем верп надлежало бросить и по возможности покрепче зацепиться им. Подъемный ворот приходилось проворачивать вручную: мы наваливались на рукояти, ничего не слыша, кроме пульсирования крови в висках и шума в ушах, пока не раздавалось звонкое клинки предохранитель ворота не защелкивался после того, как мы выигрывали фут пути. Клинк…еще раз… а затем клинк, клинк, клинкначинали звучать все чаще, и мы постепенно выбирались на свободу. Якорь поднимался на борт, и мы плыли дальше, до следующей посадки на мель.
В эти дни особенно тяжело приходилось экипажу «Ибиса». Поскольку он был маневреннее и с меньшей осадкой, то на него ложилась обязанность возглавлять караван, исследуя путь для продвижения ползущих позади «Светлячка» и «Искорки».
Случалось так, что одновременно три судна попадали в ловушку, и все три перетягивались с помощью верпов по направлению к той протоке, которую можно было бы назвать основной, если она хоть чем-то отличалась от той, в которой мы только что все застряли.
Ропот моряков доходил до яростной ругани, что не сильно меня тревожило. Вот если бы они оставались безучастными, тут бы я взволновался. В конце концов, все было не так уж и плохо – по крайней мере, никто не подхватил лихорадку или малярию, которой, как правило, изобилуют тропические реки, никто не получил серьезных ранений и не убился. Общее сожаление вызывало отсутствие работы магии. В самом деле, у нас была правнучка самого Яноша Серого Плаща, способная заклинаниями уничтожать демонов и успокаивать шторма, но в данной ситуации ей не удавалось ни создать какую-нибудь штуку, послужившую бы нам проводником, ни воспарить духом в высоту, дабы оглядеться и указать нам правильный путь.
Джанела поясняла, что уже несколько раз предпринимала попытки сотворить нечто подобное, но у нее ничего не получалось. Нет, она не потеряла магического могущества, просто над этим районом властвовало заклинание, восстающее против любого волшебства.
– Все сделано так, – сказала она, – чтобы превратить этот район в одну большую ловушку. И возможно, указательные столбы убраны намеренно. Может быть, смысл этой ловушки, устроенной старейшинами, в том, чтобы заманить врага сюда, как мух заманивают в сладкий сироп, чтобы не ползали по столу. А может быть, заклинание и совсем недавнее. Не могу сказать.
Хуже было другое. Каждый раз, пытаясь сотворить заклинание, она ощущала присутствие чего-то невидимого впереди, и враждебность
Однажды нам немного повезло: протока, по которой мы следовали, вела прямо на восток, а ближе к вечеру нам удалось подойти к настоящему, с крепкой почвой острову. Вообще-то он был весьма невелик, но все же позволял людям для разнообразия поспать на берегу. На мелководье можно было и попытаться по-человечески помыться, хотя грязная речная вода не могла сделать нас чище, но, по крайней мере, могла смыть пот.
Я распорядился, чтобы Квотерволз выделил часовых для наблюдения как за сушей, так и за рекой, и разрешил людям купаться. Без колебаний моряки и солдаты сорвали одежды и устремились к воде. Я улыбнулся и тут увидел, что наши женщины стесняются обнажаться при мужчинах. Я уже собирался приказать Квотерволзу выделить еще четверых часовых, чтобы женщины смогли искупаться с другой стороны островка, но Джанела отыскала самое простое решение.
На ней были сандалии, грубые парусиновые штаны, которые сшил для всех наш мастер-парусник, и потрепанная туника. Без раздумий она выскользнула из этой одежды и нырнула в воду. Плавающие вокруг мужчины издали веселый вопль, видя, как их воскреситель бултыхается, словно обычная девица. Женщины переглянулись, и Келе первая последовала примеру Джанелы.
Джанела проплыла несколько ярдов и вернулась к берегу. Подошла ко мне, подняв с земли одежду.
Внезапно я вспомнил, как смущался наготы в детстве. На одиннадцатом году жизни я с несколькими приятелями отправился на наш любимый пруд, который посещали и девочки. Они тоже вскоре подошли, разделись и присоединились к нам. Все мы просто рты пораскрывали. И даже непонятно почему – в Ориссе стояло более чем достаточно обнаженных статуй, так что о строении женского тела мы имели понятие. Почти все из нас любили заглядывать во двор какой-нибудь куртизанки, особенно той, которая считала, что одеваться – лишь тратить время, необходимое для работы, которая давала результат, зависящий не от качества обслуживания, а от количества. Некоторые из нас утверждали, что были соблазнены старшими кузинами, подружками или служанками в доме. Один или двое даже при этом не врали. Во всяком случае, я и мои приятели внезапно испытали желание не выходить из воды далее чем по пояс. А тут еще ко мне подплыла знакомая девочка, встала передо мной во весь рост и спросила, не хочу ли я отправиться с ней наперегонки до другого берега. И вот теперь, стоя на этом грязном речном берегу, в сотнях лиг от Ориссы, я испытывал мучительное желание посмотреть на тело Джанелы, а шея, как парализованная, не позволяла это сделать.
Я был уверен, что побагровел, и Джанела должна это заметить. Но она лишь сказала:
– За то, что я облегчила всем задачу с купанием, ты, Амальрик, должен мне флягу вина.
Я что-то пробормотал в ответ, а она отошла к другим женщинам, выскакивающим из воды и быстро прикрывающимся одеждой. Джанела, двигаясь с грацией лесной нимфы, начала одеваться.
Мышцы шеи расслабились.
Джанела Серый Плащ, наверное, все же была… и есть… самой красивой женщиной и с самой прекрасной фигурой из всех, которых я знал. Я резко отвернулся, явно возбужденный, внезапно осознав, что уж чересчур откровенно рассматриваю эту столь великолепную фигуру, облитую лучами заходящего солнца.
А отвернувшись, я услыхал женский смех. Мне стало не по себе. Более того, я полагал, что это смеется вовсе не Джанела.
Я пошел и подменил собою одного из часовых, чтобы успокоиться. А спустя несколько минут и сам сообразил, насколько забавной и нелепой оказалась ситуация. Я понял, что все мы так до конца и не взрослеем, а эта извечная игра между мужчиной и женщиной частенько превращает нас в глупцов и сбрасывает с наших плеч множество лет, вплоть до самой юности.
Люди выбирались из воды, отмывшись, насколько возможно. В воде плескалось теперь лишь трое. Внезапно их стало двое. Я решил, что третий просто нырнул, но вдруг над поверхностью показалось искаженное лицо, рот, разинутый в беззвучном крике, а вода вокруг окрасилась кровью.