Короли анархии

Валенти Сюзанна

Он обдумал мои слова со стоическим выражением лица, прежде чем один раз кивнуть, оценивая ситуацию, и направился в свой шкаф. Я воспользовалась моментом, чтобы протереть уставшие глаза, а когда снова открыла их, Сэйнт стоял передо мной с письмами Джесс в руке. Он протянул их мне, его глаза твердо смотрели в мои, когда он отдавал их. Я искала насмешку в его глазах, уверенная, что на самом деле он мне их не вернет, но я не стала тратить время на разглядывание, я выхватила их у него и прижала к груди.

Мне показалось, что я вернула частичку себя, когда я вцепилась в них, и чувство вины шевельнулось у меня внутри из-за того, что я долгое время не писала Джесс писем. Но мне не хотелось дать Сэйнту больше боеприпасов, чтобы он мог использовать их против меня, если найдет.

Он скинул туфли и забрался на кровать, сев рядом со мной, и я посмотрела на него, ожидая объяснений. Молчание затянулось,

и мускул на его челюсти дернулся, когда он, казалось, обдумывал, что сказать. Возможно, ему было трудно выразить это словами. Он знал ценность того, что вернул их мне. Это не делало правильным то, что он взял их в первую очередь, или то, что он заставил меня поверить, что сжег их, но он просто использовал свои рычаги давления на меня.

— Когда я впервые встретил Блейка, он чертовски меня бесил, — сказал Сэйнт, удивив меня направлением разговора, которое он принял, но я промолчала, чтобы понять, к чему он клонит. — Мой отец подумал, что мне было бы полезно присоединиться к футбольному клубу, когда я рос, и, очевидно, я не мог просто посещать какой-нибудь клуб, ему пришлось присоединить меня к одному из самых элитных клубов штата Секвойя, в котором так же состоял сын владельца «Гремучих Змей». Он хотел связаться с отцом Блейка, пока тот баллотировался на пост мэра, без сомнения, предлагая финансирование различным клубам и командам, на которые имел влияние его отец. Киан тоже числился в команде. Нам было десять. Но я уже был знаком с ним с детских лет, поскольку мой отец годами работал над налаживанием связей с О'Брайенами. Наша дружба была предначертана нам со дня нашего гребаного зачатия. Конечно, я не ожидал, что мне понравится Киан, но я сразу распознал в нем тьму, которая отражала мою собственную душу, и мы нашли достаточно, чтобы сблизиться. С Блейком все было не так. Блейк был восторженным, громким, несносным. Все качества, которые я не могу терпеть в людях.

Я слегка рассмеялась, и он одарил меня мрачной усмешкой, от которой мое сердце бешено заколотилось.

— В любом случае, Киану сразу понравился Блейк, их соперничество сводило их вместе на поле, пока они не поняли, что расправляться с соперником бок о бок гораздо приятнее. Я, однако, начал ревновать к отношениям Киана с Блейком. Киан был моим единственным другом. Единственным человеком, которого я когда-либо впускал. И теперь он нашел парня, компания которого, казалось, нравилась ему больше, чем моя. Я не был похож на Блейка, я не предлагал Киану бестолковых шуточек, я предпочитал более регламентированный вид веселья. Игры, за которые я отвечал, были моей сильной стороной. Не грубые шутки и пуканье, как, казалось, любил Блейк Боумен в том возрасте. И я хотел причинить ему за это боль.

Я представила их троих в том возрасте, Блейка и Киана, играющих вместе и смеющихся, в то время как сердитый маленький Сэйнт Мемфис стоял и наблюдал с боковой линии, планируя падение Блейка.

— И ты причинил ему боль? — Спросила я, восхищенная этой историей.

Сэйнт издал низкий смешок.

— Да. Однажды я вломился в его шкафчик, пока он принимал душ, и забрал фотографию с автографом, на которой он запечатлен с полузащитником «Гремучих змей» Дирком Хэдли, он планировал показать ее всем членам команды в тот день. Он отчаянно искал ее после душа, и я наблюдал за ним со сладким удовлетворением оттого, что забрал у него что-то столь ценное, от того, что применил эту силу против моего врага.

Вау, даже в десять лет Сэйнт был немного психованным. Почему это так чертовски мило?

— Мой план претерпел изменения, когда Киан тоже начал охотиться за фотографией, оценивая всех парней в команде и угрожая разбить им головы, если они не вернут ее. Это разозлило меня так, что я не мог выразить словами, поэтому я достал фотографию из кармана и показал Блейку, прежде чем направиться в кабинку туалета. Я разорвал ее на десять частей и бросил в унитаз, прежде чем дернуть за цепочку.

— Что сделал Блейк? — ахнула я.

— Он ударил меня, — сказал он, пожимая одним плечом. — И Киан угрожал сделать то же самое, только… Блейк остановил его.

— Почему? — Удивленно спросила я.

— Он сказал… что знает, что я ревную его к Киану. И что я тоже мог бы стать его другом, если бы захотел.

Мое сердце сжалось. Типичный Блейк. Он всегда знал, когда мне было больно, и он мог ясно чувствовать это и в Сэйнте.

— Очевидно, я сказал нет, — невозмутимо ответил Сэйнт, и я фыркнула от смеха. — Но потом, когда его отец появился, чтобы забрать его из раздевалки, и начал кричать на него из-за потери той фотографии, Блейк не сказал ему,

что это сделал я. Он взял вину на себя. И в следующий раз, когда мы вместе играли в футбол, он пнул мальчика, который осмелился сказать, что надеется, что Санта Клаус подарит мне индивидуальность на Рождество. Вот тут-то и началась наша настоящая дружба. Но дело в том, что после того дня я стал бояться мысли о потере этих двух людей, которые сделали мою жизнь хорошей. И после того, как я увидел реакцию Блейка на потерю своей фотографии, я понял, что он сделал бы все, чтобы вернуть ее. Поэтому я взял что-то важное у каждого из них… — Он наклонился и выдвинул ящик своего ночного столика, достав оттуда маленькую серебряную коробочку, которую я видела раньше, но никогда не могла открыть. Он крутил два маленьких циферблата, пока не раздался щелчок, и она не открылась. Внутри он обнаружил серебряную зажигалку zippo и ручку с голограммой динозавра. — Зажигалка принадлежит Киану. Он всегда играл с ней, даже в десять лет. Полагаю, его семье было бы насрать, если бы он случайно сжег мир дотла. И Блейку понравилась эта дурацкая ручка с голограммой. Он приносил ее в каждый гребаный класс, как только следующей осенью мы начали вместе ходить в среднюю школу. Я взял эти вещи в заложники, чтобы они никогда не покидали меня. Они оба избили меня, пытаясь вернуть их, но не добились своего. Мы остались друзьями, и между нами стала популярной шутка, что я держу их ценные вещи где-то запертыми — им часто нравилось угадывать места вроде моей колокольни с привидениями, чердака, где я храню тела тех, кто причинил мне зло, или в коробке, сделанной из человеческих зубов. Шутники, как всегда, — невозмутимо произнес он. — В конце концов, они сдались и сказали мне оставить это себе. — На его лбу образовалась складка. — Я думаю, часть меня думала, что они остались моими друзьями, потому что у меня были эти предметы. Глупо на самом деле… но эффективно в нужных обстоятельствах. — Он указал на письма, и я посмотрела на него, испытывая боль за маленького мальчика, который действительно думал, что его друзья бросят его, если он не получит желаемое за их ценные вещи. — Полагаю, я пытаюсь сказать, что сохранил эти письма, чтобы ты осталась. Но я не хочу больше использовать их, чтобы заставлять тебя оставаться со мной. Я бы очень хотел, если бы ты выбрала остаться со всеми нами.

Я откинула одеяло, забираясь на колени Сэйнта и запуская пальцы в его тугие кудри.

— Почему из-за того, кто ты есть, мне так трудно ненавидеть тебя в эти дни? — Спросила я.

Клянусь, у меня внутри все разрывалось на части от этой истории. Это было слишком реально. До грубости. И честность в его глазах заставила меня подумать, что он действительно изменился, когда дело дошло до меня, что он пытался позволить мне увидеть в нем нечто большее, чем дьявола без сердца.

— Может быть, я не хочу, чтобы ты меня ненавидела. Так… ты хочешь? — Спросил он хриплым голосом. — Остаться?

Я поцеловала его, не имея другого ответа, кроме этого, прямо сейчас, и я ахнула, когда он поцеловал меня в ответ, на этот раз наклонившись, а не отстранившись. Его язык проник в мой рот, и я застонала, когда он запустил руку в мои волосы, крепко притягивая, чтобы взять поцелуй под контроль. Он исследовал мой язык голодными движениями, и я ощутила вкус всех грехов, которые он когда-либо совершил, и всех тех, которые ему еще предстояло совершить. Но еще больше я почувствовала ту темную и бушующую боль внутри него, которую он так хорошо скрывал. Я чувствовала его боль, когда скользила между стенами, в которые он заключил себя. Я погрузилась в него так глубоко, что почувствовала всех его демонов и встретила их со всей силой, желая сразиться с ними за него и пообещать ему, что ему больше не придется встречать их в одиночку.

Его сильные руки обвились вокруг моей талии, и я начала тяжело дышать, почувствовав, как его твердая длина упирается в мою ногу, когда я попыталась приблизиться к нему. Я могла погрузится в тьму Сэйнта, она была такой мощной, что, казалось, дышала мне в затылок и подталкивала меня ближе к нему. И я хотела этого. Я наслаждалась тем, как он притягивал меня, и каждый атом в комнате, казалось, искрился желанием сблизить нас, как будто земля внезапно завертелась вокруг нас вместо солнца.

Сэйнт дернул меня за волосы достаточно сильно, чтобы прервать поцелуй, его дыхание участилось, когда он уставился на меня, пробуя на вкус свои губы. Правила больше не разделяли нас. Он мог бы продолжить, если бы захотел. И я тоже могла. Я хотела этого так сильно, что у меня вырвался сдавленный стон. Он наклонился вперед, наконец-то не убегая, и мое сердце выбило радостную дробь, когда я подумала, не настал ли тот момент, когда он, наконец, потеряет бдительность из-за меня.