Короли Италии (888-962 гг.)
Шрифт:
Конрад не хотел признавать свою ошибку и был не на шутку оскорблен критикой Генриха Баварского. Генрих прекрасно понимал, что случившееся поставило под вопрос все те преимущества, которые должно было дать Оттону окончательное присоединение Италии к Германии. Лиудольф, которому, в принципе, не было выгодно поддерживать Беренгария, чьи интересы страдали из-за заключенного деверем договора, встал на сторону Конрада вопреки мнению отца и дяди. Впрочем, дядя обращался с ним довольно грубо. Генрих Баварский считал, что Оттон должен был воспользоваться тем, что враг сам шел к нему в руки. В семье наметился раскол, двор пребывал в смятении.
В конце концов Оттон устроил Беренгарию аудиенцию, на которой присутствовала Аделаида. Они приняли его в прекрасном расположении духа, даровали ему
По утверждению хронистов, после этого разговора Беренгарий вернулся в Италию. Само собой, Оттон предпринял в этой связи необходимые меры предосторожности, приставив к Беренгарию более надежного, чем Конрад, надсмотрщика. Таким образом, он мог быть уверен в том, что за время ожидания Беренгарий не наделает никаких глупостей[12].
В первой половине августа, как и предполагалось, на Лехской равнине, близ города Аугсбурга, созвали королевское собрание и одновременно с ним церковный Собор. Собранию высшей знати Германии придавали несколько экзотический вид послы Константина VII, которые в тот момент находились при дворе Оттона.
Рядом с саксами, франконцами, швабами, баварцами были и магнаты Северной Италии; сохранились свидетельства о том, что на собрании присутствовали: Манассия, номинально являвшийся архиепископом Миланским, Петр, архиепископ Равеннский; епископы Лиутфрид из Павии, Вальдон из Комо, Гвидо из Модены, Адалард из Реджо и другие менее известные персонажи, всего около десяти человек. Одни из них были друзьями Беренгария, другие — его врагами. Вместе с ними, по всей видимости, там находились и представители мирян, например: маркграф Отберт, маркграф Алерам, который женился на Герберге, одной из дочерей короля; маркграф Ардуин, граф Манфред. Хотя среди собравшихся было много итальянцев, решение о судьбе королевства поступило сверху. Сами же итальянцы присутствовали в качестве свидетелей и поручителей собственного короля, которого они не слишком жаловали и на чьем месте большинство из них предпочло бы видеть Оттона.
На повестке дня церковного Собора стояли вопросы из области веры, связанные с Германией, а собрание знати должно было обсуждать внутригосударственные проблемы. Однако наиболее важным и торжественным событием, произошедшим на глазах у всех собравшихся, была передача прав на управление Итальянским государством. Беренгарий и Адальберт получили золотой скипетр, символ власти в государстве. Оба короля вложили свои руки в руки Оттона и в предписанных традицией выражениях поклялись ему в верности и послушании. Также они обязались выплачивать ежегодную дань в знак признания верховной власти короля Германии[13], справедливо и не слишком сурово обращаться со своими подданными. Однако целостность Италии была нарушена, поскольку Фриульское маркграфство по настоянию Генриха отошло к Баварскому герцогству. Такой передел территории обеспечивал германским войскам возможность беспрепятственного проникновения в Италию в случае необходимости. К тому же он представал как оборонительная мера против венгров, которые слишком часто и слишком легко нарушали границы Италии. С учетом всех этих доводов нарушение территориальной целостности Итальянского королевства не показалось Беренгарию и его сыну унизительным; как, впрочем, и сама церемония инвеституры, организованная так, что их вассальное положение оказывалось очевидным для всех.
В результате Беренгарий II по отношению к Оттону оказался в таком же положении, как некогда Беренгарий I по отношению к Арнульфу. К тому же его положение было еще более шатким, чем то, в котором в свое время оказались короли Эд Французский или Рудольф Бургундский, поскольку Италия и Рим лучше всего подходили на роль центрального региона и столицы империи.
Поведение Оттона ясно указывало на то, что он не удовлетворился бы формальным признанием его верховного владычества, но захотел бы воспользоваться
Вернувшись в Италию, Беренгарий II вновь взял власть в свои руки. Скорее всего, какое-то время он вел себя весьма сдержанно, более не упоминая о своей «империи», как в марте предыдущего года. Но когда разразился бунт Лиудольфа и Конрада Лотарингского, когда полчища венгров обрушились на Южную Германию, а славянские племена стали угрожать нападением с севера, Беренгарий посчитал, что эти события нанесли непоправимый ущерб авторитету Оттона, и дал волю своему властолюбивому и мстительному характеру.
Современники высказывают суровое суждение о Беренгарии, Адальберте и Вилле. Упреки в жадности, жестокости, даже свирепости сыплются на них со всех сторон, причем такого мнения о них придерживаются не только их политические противники, но и их верные друзья.
Во время германского кризиса Беренгарий правил с особой суровостью, жестоко расправляясь с теми, кто перешел на сторону Оттона и поддерживал дружеские отношения с германской стороной. Король загнал себя в порочный круг: его тираническое правление восстановило против него подданных, а их очевидная враждебность провоцировала его самого и его сторонников на новые зверства[15].
Самым жестоким преследованиям подверглись епископы по той простой причине, что они считались фаворитами Оттона. Архиепископ Миланский Манассия, непревзойденный мастер вовремя переходить из одного лагеря в другой, на этот раз не успел ничего предпринять, как и соперник миланцев, священник Адельман. Беренгарий избавился от обоих и назначил на их место Вальперта, которому удалось превзойти всех в ловкости. «Вальперт осторожно плыл среди бурных волн», — сказал о нем некий хронист. Впоследствии, все так же искусно лавируя, Вальперт превратился в одного из самых опасных врагов Беренгария[16]. Епископ Новары, который присутствовал на Соборе в Аугсбурге и, по всей видимости, не выказал особого рвения в борьбе за интересы своего короля, заплатил за свою нерадивость потерей владений на острове Сан-Джулио д'Орта. В немилость, должно быть, попал и епископ Вальдон из Комо, который получил назначение на должность от Беренгария, но позже проявил себя как друг Лотаря и Аделаиды. Впоследствии он стал одним из злейших врагов короля.
Мщения Беренгария не избежал и епископ Адалард из Реджо, который провинился в том, что способствовал побегу Аделаиды и предоставил ей убежище. Впрочем, что именно с ним случилось, нам неизвестно. А его вассалу Аццо пришлось выдержать осаду в Каноссе, которая, конечно же, не продолжалась 3 года, как гласит легенда, но была долгой и изнурительной, предоставив народу благодатную тему для творчества. Говорили о том, что Аццо заключил договор с дьяволом и, само собой, посрамил его; вокруг неприступной скалы оказывались все персонажи нашей истории: Беренгарий, Адальберт, Лиудольф, Оттон. Эпизодов с их участием было придумано столько, что историки в ужасе хватаются за голову, пытаясь подвергнуть их анализу[17].
К гонениям на знатных людей добавились репрессии против простого народа, мародерство, поджоги, разорение обработанных полей и виноградников, убийства, насилие, ослепления. Правительство, которое основывается на терроре, нуждается в деньгах, чтобы платить наемным головорезам, и Беренгарий не был исключением. Ради денег он был готов на все, что угодно, а Вилла была еще более жадной, чем он.
Ненависть к королю росла, а он тем временем продолжал вынашивать захватнические планы. Когда в Германии началось крупное восстание, он внезапно занял территорию маркграфства Фриули, и Милону Веронскому в очередной раз удалось договориться с тем, на чьей стороне оказалось преимущество[18].