Короли улиц

Южный Саша

Шикарный черный байк встал поперек тротуара. На нем сидел тип с длинными, до плеч, черными волосами и темными глазами, которые излучали опасность. Вечер посмотрел в эти глаза и как-то обмяк. Он почему-то сразу, всей своей шкурой понял, что от этого типа ему не уйти.

— А ты ловкий джус, — произнес байкер.

— Неловкий в нашем деле давно бы с голоду коньки откинул, — угрюмо произнес Вечер и, оглянувшись на шум за спиной, увидел приближающихся преследователей. — Слышишь, недосуг мне тут с тобой трепаться, у меня дела, — произнес

он скороговоркой.

— Вижу, — усмехнулся байкер и, крутанув рукоятку газа, кивнул на заднее сиденье. — Садись, быстро!

Вечер, не раздумывая, выбрал из двух зол то, что показалось ему более достойным, и оседлал мотоцикл. Байк плюнул дымом в лицо базарной толпе, которая была буквально в полутора метрах от него, и рванул с места, унося Вечера в другую жизнь, которая, правда, началась не сразу.

Остановив мотоцикл недалеко от южной окраины города, на холме, с которого просматривалась даль и другие холмы, густо поросшие орешником и кленами, байкер некоторое время смотрел на пылающий горизонт — был закат, а затем обернулся к Вечеру и спросил:

— Ты где живешь?

— Да так… — неопределенно протянул Вечер.

— Понятно, — сказал байкер. — А как тебя зовут?

— Фашист, — произнес, немного помявшись, Вечер, и внезапно ему стало стыдно.

Байкер удивленно присвистнул:

— Да разве ж это имя. А как родители тебя называли?

— Их у меня не было.

— У всех есть родители.

— Может быть, но у меня не было, — упрямо произнес Вечер.

— Знаешь, — не стал спорить с ним байкер, — какое имя, такая и жизнь у человека будет. А хочешь, я тебе новое имя дам?

— Ты?! — с удивлением уставился Вечер на байкера. Ведь имя мог дать только отец или мать, или еще улица, которая и нарекла его Фашистом. Но чем дольше смотрел он на байкера, сидевшего на своем мотоцикле, сверкающем никелем и стоящем прорву денег, на его прикид: дорогую кожаную куртку и штаны, стильные канадские сапожки и часы «Константин Вашерон» на смуглом запястье, которые наверняка стоили еще больше, чем мотоцикл, и главное, на выражение его глаз, тем больше ему начинало казаться, что если этот человек даст ему имя, то это будет не пустой звук. Это будет законно.

— Хочу, — произнес Вечер, нащупывая за пазухой колбасу — на месте ли. — А какое?

— Какое тебе по силам будет носить. Ведь человек должен соответствовать своему имени, иначе ничего хорошего у него в жизни не будет.

— Да?! — Вечер смотрел на байкера во все глаза. Никто до этого не говорил ему таких серьезных вещей.

— Хочешь, я назову тебя… — Байкер на какое-то время задумался. — Хочешь, я назову тебя Вечер?

— Вечер? — удивленно уставился на него Вечер.

— Да. Разве это плохо? — Байкер широким жестом обвел все, что было вокруг. — Ты посмотри, какой закат, посмотри на горизонт. Он пылает, а какое небо над ним, какие краски, тишина и холмы. Это — вечер!

Вечер, открыв рот, продолжал смотреть

на байкера — он никогда не слышал таких слов — и еще более утверждался в мысли о том, что этот человек имеет полное право дать ему имя.

— А разве так можно?

— А кто нам это запретит? Мы свободные люди, Вечер.

— Да? — Вечер неуверенно улыбнулся.

Байкер слез с мотоцикла и положил ему руку на плечо.

— Теперь ты Вечер, и вечер отныне — твое лучшее время. Он будет помогать тебе. Ведь вы братья.

От этих слов у Вечера защипало в носу. Еще никогда не случалось такого, чтобы кто-то ему помог, если не считать этого человека.

— Куда тебя подбросить? — спросил байкер, садясь обратно на мотоцикл.

— Да я здесь посижу. С братом, — ответил Вечер.

— Понимаю, — улыбнулся байкер. — Вообще-то, это мое место. Я сюда часто на закате приезжаю, но об этом никто не знает.

— Я понял, — сказал Вечер.

— До встречи, — сказал байкер и уехал.

Вечер, оставшись один, долго смотрел на закат, пока тот окончательно не истлел и не наступила темнота. Сегодня ему исполнилось тринадцать лет, сегодня же он получил новое имя, и это надо было осмыслить. Потом он поднялся с земли и, вспомнив про колбасу, достал ее из-за пазухи.

А на следующий день его жестоко била своя же стая. Он заявил им, что он не Фашист, а Вечер. Когда он врезал Французу, который первым поднял его на смех, это еще ему сошло. Француз был его ровесником. Он свалился на землю с ящика, на котором сидел, и прекратил ржать. Но когда Вечер добрался до Биба, который был старше его на два года, и засветил тому под глаз, все решили, что он обнаглел. Ему вышибли зуб, изрядно помяли бока, поставили здоровый фингал под глаз и разбили нос. Но пострадал не только он. Изрядно прихрамывал тот же Биба, которому он в драке каблуком своего ботинка здорово ушиб пальцы ног, и еще у пары человек были синяки. На другой день его решили изгнать из стаи. Вечер ушел, особо не горюя. Прокормиться он мог и сам, с ночлегом проблем тоже не было — стояло лето. А до зимы он подыщет себе какую-нибудь нору.

Он снова столкнулся с байкером через неделю после их первой встречи, недалеко от центра. Вечер шел злой и голодный — день не удался. Солнце стояло уже совсем низко, касаясь горизонта, а в животе у него было пусто. Когда он свернул к площади, его неожиданно окликнули. Он поднял голову и увидел Чепера. Тот был не один, при нем находилась красивая девушка, такая же смуглая и затянутая в кожи, как и он. Была суббота. Мимо текла праздная толпа, а они сидели на своем байке — независимые и красивые, как молодые боги. В тот день Чепер предложил работать у него курьером, разносить кокаин по заказу. Это было солидное предложение, которое значило, что теперь у него будет твердый кусок хлеба, свой угол, с горячей водой и чистым бельем, и возможность устроиться в школу фехтования — хрустальная мечта Вечера.