Короли вечерних улиц

Чичерова Алевтина

Подперев голову рукой, Мика, сконцентрировав внимание на одной точке за окном, абстрагировавшись от всего вокруг, сидел за партой. Слушать преподавательницу Мике не хотелось, он вообще не знал, зачем явился сюда сегодня. По привычке? Просто так, от нечего делать? Покончив с размышлениями на тему продолжительности жизни в неблагоприятных условиях, мальчик потянулся и, скрипнув стулом, забрав сумку, направился к выходу. Учительница Саюри бросила в его сторону неодобрительный взгляд, но промолчала, продолжая вести урок. Постоянный обидчик Микаэля Тсунаёши обратил на Мику взгляд полный безразличия и лишь ухмыльнулся. Парень, являющийся инициатором всех конфликтов в их классе, но имеющий влиятельную семью, а потому остающийся безнаказанным, да и к тому же, будучи по натуре весьма ушлым, он в открытую

почти никогда не нарывался, только в самых крайних случаях, предоставляя разборки своим друзьям, а сам при этом оставаясь в тени.

С определенного момента, точнее после одного конкретного случая, Мику перестали трогать его одноклассники. Принимать его в свою компанию также пока никто не горел желанием, но, тем не менее, полное игнорирование устраивало Шиндо куда как больше чем постоянные нападки и придирки. Он просто стал тенью, на которую никто не обращал абсолютно никакого внимания. Классный руководитель тоже предпочитала не обращать на него внимания, после некоторых разборок с родителями и директором школы, она избрала позицию полностью не вмешиваться, что навязывала и ученикам. Микаэля такое положение вовсе не задевало, ему всегда было плевать на них, и сейчас это положение только укоренилось. Почти две недели назад он честно заслужил свое право быть не тронутым…

Микаэль открыл глаза. Точного времени он не знал, по освещению в комнате трудно было что-либо определить, но можно было сделать лишь одно заключение – сейчас не раннее утро. Болезненно шипя, ибо тело ужасно саднило после вчерашнего, Мика поднялся и сел на кровати. В глазах потемнело и, закрыв их руками, мальчик некоторое время выжидал, пока всё не восстановится, а затем, коснувшись кончиками пальцев разбитой губы, нащупав запёкшуюся кровь, попытался сковырнуть корочку, но процесс оказался неприятным, и он оставил его, вместо чего встал и, неуверенной походкой подойдя к двери, прислушался. Тишина. Похоже, он в квартире один. При этой мысли Мика облегченно выдохнул, поскольку в эти минуты он никого не хотел видеть, а особенно не желал сталкиваться со своими «родителями», и если бы он заслышал хоть какие-то намёки на их присутствие в доме, то ни за что бы не покинул свою скромную обитель, а так, Шиндо вышел из комнаты.

Настенные часы показывали начало двенадцатого, когда Мика вошел на кухню. В голове не было ни одной мысли, кроме самой низменной. В душе и сознании всё было словно выжжено. Пустота. Голая равнина, по которой свободно гуляет ветер, унося вместе с собой серый пепел. После вчерашнего столкновения с отцом, который якобы добивался от него все эти годы решительности и смелости, а стоило хоть немного их проявить, он тут же избил его, Мика находился в полной растерянности. Он уже не понимал, чего от него ожидают, вероятнее всего – абсолютно ничего, и слова, сказанные вчера, были более чем верны – отцу просто нравилось издеваться над ним, и тут не нужен был повод. А раз так, раз он не нужен им ни плохим, ни хорошим, Мика больше и не будет пытаться быть кем-то. Возможно, до этого момента он и испытывал к своим родным теплые чувства, коря себя, оправдывая их, однако же сейчас он не чувствовал к ним ничего. Они добились своего. Они стали ему безразличны. Оба. Отец – ненавидящий его и воспринимающий только как мальчика для битья, и мать – которая ни разу не попыталась заступиться за своего сына…

Видимо, старший Шиндо не особо старался выскрести всё до грамма из сковороды, а Мика был уже не в том состоянии, чтобы добираться и выяснять, не осталось ли чего-нибудь съестного. Ему хватило сил лишь на то, чтобы добраться до своей комнаты и заснуть, погруженным в рассуждения, и сегодня, с радостью обнаружив в сковороде остатки омлета, несколько кусочков хлеба и еще чего-то в холодильнике, Мика устроил себе превосходный завтрак.

Набрав в кране воды, он сделал несколько глотков из стакана и, подойдя с ним к окну, глядя сквозь стекло во двор, задумался над тем, как ему поступить. Остаться дома отлежаться или пойти в школу? Первый вариант в его случае был самым предпочтительным,

но учитывая произошедшее накануне, не прийти, значит, показать себя трусом, который спасовал. Зная заранее, что его ожидает разборка, решил эту проблему, просто не явившись в школу. Подобных инцидентов ранее не происходило, и то, он являлся в школу, понимая, что его там будут гнобить, а он будет молча всё сносить. Теперь же, когда он твёрдо все для себя решил, не прийти было бы уже чересчур позорно, пусть ему и плевать на мнение одноклассников, но необходимо было доказать это самому себе. А потому собравшись, наспех застирав бледное пятно крови на школьной форме и решив, что высохнет по дороге, Микаэль отправился в школу.

– О! Смотрите, ребята, кто выбрался из своего клоповника.

Услышал Мика издевательский голос Тсунаёши, когда был уже в школьном дворе. Обернувшись, он увидел своего одноклассника, прислонившегося спиной к дереву в окружении своих дружков.

– Надо же, Шиндо, а мы думали, ты после вчерашнего не осмелишься сюда явиться или, может, ты хочешь извиниться?

– Ты хочешь, чтобы я извинялся перед таким уродом как ты, – хмыкнул Мика. – Не дождешься.

– Ты чё сказал, козёл? – сузив глаза, он выпрямился.

– Что слышал, – с вызовом бросил Микаэль, подходя ближе, понимая, что именно этим должно всё завершиться.

– Слушай, ты, – закипая от злости при столь дерзком поведении их школьной «овцы», которая, похоже, конкретно распоясалась и требовала срочного лечения, он приблизился к Мике, который был на полголовы ниже и куда слабее внешне. – Если вчера тебе повезло, это не значит, что сегодня легко отделаешься. На этот раз тебя никто не спасёт, – он зло усмехнулся, оглядевшись по сторонам, где кроме них поблизости никого не было. – Так что лучше извинись и останешься цел.

– Я сказал, я не собираюсь извиняться. Странно, ты всегда казался мне умнее, а ты такой тупой, что элементарных слов не понимаешь, – разочарованно протянул Мика, прямо глядя в глаза обидчика.

– Тебе пиздец, – не выдержал такого унижения перед своими товарищами Тсунаёши, все еще помня свою злость за вчерашнее, и со всего размаху молниеносно ударил Мику кулаком по лицу.

Тот, не успев увернуться, получил прямой удар, но даже не упал, а лишь отшатнулся.

– Получил, ублюдок! – сверкнул глазами Тсунаёши. – Теперь беги и жалуйся, хотя тебе и некому, хах. Ты никому не нужен. Поэтому, просто вали отсюда!

Сплюнув алую кровь, Мика усмехнулся:

– Черт, ты меня разочаровываешь. Сиори бы меня и то больней ударила.

Вспомнив свою самую слабенькую одноклассницу, парень окончательно взбесился, особенно услышав позади смешки своих же друзей. Потерять авторитет? Здесь? Не допустимо.

Он рванулся к Микаэлю, снова занося тяжелый кулак для удара, но в этот раз Мика ловко увернулся. Адреналин, разгулявшийся в крови, заглушил собственную боль, азарт возобладал над разумом. За свою жизнь Мика ни разу не вступал в драки, соответственно, опыта борьбы не имел, но какой-то инстинкт диктовал его телу движения, и он неплохо уворачивался, успевая наносить ответные удары, которые были все же слабее, чем у его противника. Но это ни коим образом не мешало Шиндо продолжать. Принимая удары от Тсунаёши, он только сильнее входил в раж, ибо когда тот попадал на и без того болезненные участки тела Шиндо, Мику бесило это еще больше, придавая сил, вынуждая ловчее изворачиваться, делать свои удары все более точными и болезненными, поскольку по своему личному опыту он знал особые точки. Также спасало Мику и то, что он привык к побоям, его тело приспособилось к постоянным нападкам, гораздо более сильным со стороны его отца, чего нельзя было сказать о Тсунаёши, которому удары Микаэля приносили куда больший урон.