Коромысло Дьявола
Шрифт:
На миг Филиппу почудилось, словно бы неподъемное, сверхтяжелое ярмо-коромысло невообразимо его гнетет, чудовищно давит на плечи. Но тут же отпустило, и он пришел в иные чувства, времена и понятия.
— …Филька, тебе плохо? Ирка, смотри, как побледнел, ни кровиночки. Лица не видно. У него инфаркт, без балды тебе говорю. Вызывай скоро «103»…
— …Не надо «103», — вернулся в себя Филипп и без малейших симптомов какого-либо сердечного приступа обратился к прерванному разговору. — Говоришь, Сарра: у тех, кто не вписался с группой, идеолог
— Тебе лечиться надо, Ирнеев. А то навечно останешься в наших сердцах молодым и красивым…
Кстати сказать, девицы из его группы с первого курса млели и таяли от одного присутствия красавца Филиппа на занятиях. Но, горе им! не было среди них первозванных, а тем паче истинно избранных.
С ними он оставался недостижим, непреклонен и непоколебим, объясняя такую неуступчивость неприятием кровосмесительных половых извращений. Так, мол, и так, они в группе все для него «родненькие, а трахаться с одной из сестер или теток мне, понимаете ли, не хочется, не привык-с, не обучен».
Понятно, семейные чувства и привычки Филиппа на девиц из других групп и курсов распространения не имеют. Близкие же родственницы могут довольствоваться только куртуазными комплиментами, на какие Филипп, как правило, не скупится:
— Ах, мои прекрасные добрые самаритянки, я вам чувствительно благодарен за трогательную заботу о моем здоровье. По правде скажем, это было всего лишь легкое недомогание, минутное помрачение сознания…
Истинная правда, на Филиппа, вернувшегося в свое пространство-время на скамейку в парке, как накатило великолепное состояние тела и души. Тем более, он в здравом уме и твердой памяти изумительно помнит, как и что с ним произошло неизвестно когда и неведомо где.
«Почему невесть где-то? Кое-какие географические сведения наличествуют. Были и есть Кастилия, Ла Манча, где некогда странствовал сумасшедший сеньор Алонсо Кихано, был доминиканский монастырь, аббатство Сан-Сульписио. Очень легко можно проверить, насколько весь этот реалистичный бред соответствует нашей пространственной действительности.
Время тоже заведомо известно: не больше 30–40 секунд в состоянии неполного, (измененного или перемещенного?) сознания. Не то эти две дурищи успели бы скорую вызвать…»
Меж тем Безделкиной и Лядищевой сию постыдную слабость и обморок Филипп Ирнеев объяснил сегодняшними скоропостижными пертурбациями. Исходяще так оно и есть. Потому что полтора часа назад он чуть не влетел в аварию со смертельным исходом на улице Баранова. Потом вытаскивал человека из клинической смерти.
Обе подружки слушали, ахали и всему верили. Что да, то да: красавчик Филька может лапшу на уши вешать только чужим, типа начальства из деканата. Своим же говорит правдиво или отмалчивается, если кто-нибудь из стукачей и шестерок поблизости отирается.
Так оно чаще всего и было. Большей частью Филипп прилюдно и в женском обществе, не отвечавшем его сексологическим и социальным критериям, хранил многообещающее
Спохватившись, как это он чересчур разболтался не там и не с теми, с кем надо, он сослался на дела. И оставил собеседниц в приятном убеждении, что рано или поздно недоступный Ирнеев падет к их ногам с предложением руки, сердца и столичной прописки по месту жительства его родителей.
«Много все-таки у нас ближних, от кого лучше держаться подальше. Не то вмиг обротают, оседлают, запрягут, захомутают, на загривок сядут и ну погонять. Скачи шибче, конек мой вороной.
Лучше уж я сам по себе, не спеша…»
Неторопливо перейдя через плотину реку, отделяющую парк позапрошлого века от еще более старой части города, многократно разрушенной, восстановленной, перестроенной, Филипп углубился в современный район элитной застройки.
Там и сям среди пожилых многоэтажек с квартирами повышенной комфортабельности располагаются особнячки почтенного возраста, а по соседству — и вовсе малопочтенные жилищные новоделы для богатых и чиновных. Последних весьма богато нынче понастроили на месте враздробь и вдрызг приватизированного железоделательного заводика, при советской власти изрядно отравлявшего окружающую среду чуть ли не у самого геополитического центра Республики Белороссь.
Среди прочих аляпистых новоделок строители светлого и чистого капиталистического будущего усадили офисный комплекс — якобы аутентично восстановленный Дом масонов маловразумительных архитектурных достоинств.
Это здание час от часу суеверно обругивали, но Филиппу оно нравилось. Была в нем, на его взгляд, некая оккультная аура, таинственность и эзотерика минувших веков. Пусть вам ничего сокровенного в нем не имелось, кроме заурядных коммерческих секретов получастных и полугосударственных контор, пополняющих республиканский бюджет из сомнительных финансовых источников.
Пользующиеся высоким покровительством и прикрытием владельцы офисов чихать хотели на городскую мэрию с башни-колокольни Дома масонов. И потому украсили свой юридический адрес множеством вывесок с иностранными причудливыми шрифтами.
Кому нужно, тот разберет, куда и в какие двери ему идти. А любители простых кириллических надписей пускай ищут знакомые буквицы в других местах.
Вон там, к примеру, общественные литеры «М» и «Ж». Вот вам туда и надо двигать, уважаемые граждане. На запах.
Здесь же люди деньги делают. Они, денежки, как говаривал древнеримский принцепс Веспасиан Флавий, не пахнут.
Чем там несет, разит от инкассаторских кофров и мешков с долларами, евро, фунтами стерлингов, с китайскими юанями или венесуэльскими боливарами Филипп не знал, не ведал. Отмыванием денег он не занимался. Его вообще-то не привлекал этот грязноватый бизнес. Тогда как за исчезновением старых названий фирм и появлением новых на фасаде, на фронтонах Дома масонов следил со спортивным интересом.