Коромысло Дьявола
Шрифт:
Ладненько, Игорь Иваныч, скоро закат по местному времени, отдохнем по полной у Джона Бармица на ранчо, в асьенде Пасагуа. Слегонца выпьем с дороги, закусим, спать ляжем по-деревенски, с петухами, с курами, индейками, индейцами, ковбойцами…
— Посмотрим…
Все же Филиппу до невозможности хотелось поднять настроение доброму человеку, сработавшему профессионально и безупречно. Невзирая ни на что. «Бог с ней, с его натуральной магией, если на пользу дела и спорадически… Вот она и крутит его, болезного, ведь к трупам ему не привыкать стать…»
Стало быть, и поинтересовался неспроста, с эмпатией
— Гореваныч, ты этот «Боинг» широкофюзеляжный смог бы посадить?
— Попробовать, конечно, можно. Но не стоит, Филька. Хотя, если б его штурмовать в хорошей компании, тогда я, пожалуй, молодость-то как-нибудь вспомнил…
Пускаться в спецназовские воспоминания Гореваныч и не пытался. Не к чему это! Но, естественно, вновь пришел в отличную форму и норму. Так сказать, на боевом коне.
«Работай, старый, не раскисай… Тут у них в Техасе когда-то президента Кеннеди в расход пустили. А нам еще надоть до места добраться, до этого самого коневодческого ранчо…»
К непарнокопытным из рода лошадиных Игорь Иванович Смолич был совершенно безразличен. «Эка невидаль мустанги!»
Вот чего никак нельзя сказать или даже подумать о Павле Семеновиче Булавине.
Никто из секуляров не мог надолго задуматься над тем, каким же образом прецептор Павел заочно, удивительно счастливо превратился в доброго старого знакомого родовитой фамилии Бармицев. К их радостному удивлению он списался по электронной почте, созвонился через океан с хозяином ранчо мистером Джоном Бармицем-Вторым. Чтобы объявиться там в роли писателя, работающего над новой книжкой о лошадях одомашненных и диких.
Писатель-лошадник действительно живет, пишет, здравствует в России. И фамилия ему от пращуров досталась говорящая, литературная, чеховская, лошадиная. Ее и запомнить простым читателям мудрено.
Но написать-то им все можно, что на бумаге сочинить, что в почтовом ящике виртуально и реально ввести. Немудрено и отправить одно-второе письмишко по и-мэйлу.
Вполне объяснимо лошадиный писатель в реальности получил письменное приглашение, визу в консульстве. И отправился погостить, на привольное житье мустангов посмотреть, на несколько недель в асьенде Пасагуа. Так на мексиканский лад с давних пор прозвали земельные угодья гостеприимных техасских Бармицев близ полноводной реки Брасос.
Очень естественно выяснилось: батюшка-то нашего сочинителя, также страстный лошадник, был душевно знаком с покойным Бармицем-Первым. Верно, по переписке. Письма в семейном архиве сохранились…
«…Написано и прочитано. Ежели словцо «легенда» в переводе с латыни на новые языки означает то, чего следует прочитать. Зато трудно проверить.
Свежо предание берем на веру. Пускай вернее написать и поверить в то, что наш легендарный Павел сын Семенов в Новом Свете познакомился с Бармицем-Нулевым, когда тот был и числился беглым дворовым человеком князей Бармициных в новоархангельском имении. Сказался в нетях и траперствовать убег крепостной егерь Тимошка в Североамериканские штаты. Сбежал куда-то на юг в горные леса под Орегон.
А, может быть, былинный Пал Семеныч, скажем, в реале как-то раз повстречался с настоящим лошадником-сочинителем, сроду не чаявшим покидать родных рязанских пределов.
Паче чаяния получит вдруг
В подробности многосложной виртуальной булавинской легенды инквизитор Филипп не очень-то вникал. Ему достаточно того, что Пал Семеныч их встречал в асьенде Пасагуа, куда он приехал двумя днями ранее белоросских гостей-визитеров.
«Организовал несомненно аноптически. Как положено эзотерически. Ни больше и не меньше. Москит, тьфу! комар носу не подточит…»
Менее всех мог усомниться в позитивных катафатических полномочиях Пал Семеныча Булавина, в сем миру Сан Саныча Овсова, прожженный хьюстонский делец и юрист Джон Дж. Бармиц из солидной адвокатской конторы «Бармиц и Рокстоун». Или же не захотел сомневаться. По пунктам.
В параграфе первом, юридическом, потому что удалился от дел в фамильную асьенду на Рио Брасос разводить лошадей. Ему давно уж незачем кого-либо подозревать и прозревать в неблаговидных разночтениях.
В параграфе втором он получил от российского гостя драгоценный подарок — контейнер с замороженной спермой от знаменитого орловского рысака-производителя. Понимай, чуть ли не прямого потомка того самого мерина Холстомера из рассказа мистера Леона Толстого.
В-третьем, в Старом Свете все, кто учился в колледже, и многие другие обязательно должны прекрасно понимать и хорошо говорить по-английски. В Европе Джон Бармиц не раз побывал и как турист и по корпоративным надобностям. Каких-нибудь языковых проблем не испытывал. Даже с прислугой в отелях, когда объяснялся не по-техасски, но опять припоминал, что он выпускник Гарварда.
Почему бы его ровеснику, дорогому гостю фром Раша, рэспектбл райтеру Сэнди-Сэнди, не изъясняться, подобно истому янки-интеллектуалу из восточных штатов?
Ин рашн, в чем быстро убедился Филипп Ирнеев, их гостеприимец не очень-то говорит, гундосит, словно через техасскую табачную жвачку. Хотя русских писателей Джон Бармиц почитает, книжки по-русски малость почитывает и сам считает себя потомственным рашн америкэн.
«Ажник сочетался в счастливом супружестве с русской женщиной во втором эмигрантском поколении, став отцом адвоката Бармица-Третьего и дедом студенту-юристу Бармицу-Четвертому».
В то время как его американские дети и взрослые внуки русских корней и кровей не чтили. Но в хорошем фамильном кровном родстве тоже считались.
Так же точно и его двоюродные, троюродные внучатые племянники Бобби, Тимоти, племянница Долли, гостившие в асьенде Пасагуа, призваны составить отличную компанию Джонни фром Бьелораша по семейным обстоятельствам. Это уж мистер Рульникофф фром Дожинск, видимо, организовал по своим родственным бизнес-каналам.
Бабушка Мэрион, дама до кончиков пальцев принадлежащая хьюстонскому высшему свету, призыву дальнего свойственника из Бьелоросья не вняла. Ввиду того, что на дух не переносит, не переваривает как вульгарную российскую родню, так и сельскую местность. Вот отчего хозяин в асьенде имеется, а хозяйки не видать.