Корона двух королей
Шрифт:
Спустя всего несколько минут вокруг останков уже собралась толпа, которая самозабвенно кидала в тело камнями и молотила дубинками, потом сбила его на землю, привязала к лошади и пустила по улицам Верхнего города, пока обезображенный труп не превратился в ободранный кусок мяса в обёртке из лохмотьев. После останки разрубили топорами, свезли к мосту Ворожеи и сбросили в Руну.
Королю очень не нравилось, что он разбудил в своих подданных подобную кровожадность, но был вынужден довольствоваться и такой формой правосудия.
Как и
Король сидел на троне как на иголках. Что если его нашивку подделали? Смог же Теабран изготовить доспехи как у северян, что ему мешает сделать нашивки как у шпионов короля? А если же всё это неправда, то войско Иларха всё ещё где-то бродит по равнинам и холмам Ангенора в поисках Ложного короля… но если на них всё же напали, имеется ли хоть единственный шанс, что кто-то уцелел?
Чувство вины не давало ему покоя и особенно сильно цапало его своей когтистой лапой, когда он видел Марция и Калхаса.
— И что мы теперь будем делать? — спросила Вечера, когда снова был созван совет.
Все посмотрели на короля.
— Ничего, — ответил Осе. — И прежде, чем ты начнёшь громко высказываться по этому поводу, Вечера, я тебе скажу. Эти новости могут быть неправдой.
— Тебе нужно, чтобы гонец принёс голову Иларха, чтобы ты поверил?
— Нет, но и кидаться в драку не имеет никакого смысла. Если на них напали, то наверняка уже всех перебили.
— Но там могут оставаться выжившие!
— Да, их участь печальна.
— Скажи это Флавии. Девочка уже давно бегает по Ласской башне и спрашивает Марция, где их папа.
— Аматина… — попробовал урезонить принцессу Эрнан и положил руку ей на локоть.
— Что?! — Принцесса вскочила, будто её ударили плетью. — Вы хоть понимаете, о чём говорите? Ты предлагаешь бросить человека, который служил нам много лет, умирать! А вы все согласно киваете! Я не прошу выслать за ними всю армию, но можно же послать нескольких людей поискать выживших!
— Чтобы их схватили и под пытками узнали наши планы на касарийское войско? — нахмурился король.
— Можно подумать, Теабран этого не знает. У него шпионов при дворе больше, чем блох на собаке.
— Мы ничего не будем делать, — настаивал король. — По крайней мере, ещё пару дней. Если ничего не изменится, так и быть, вышлю людей на разведку. К тому же вполне вероятно, что если эти новости — ложь, за это время Иларх сам явится в Паденброг, не будет же он вечно гоняться за Теабраном по холмам, к тому же…
Вечера не стала слушать оправдания короля и выбежала из Комнаты советов. Через минуту она уже была у бычьих загонов, где очень скоро отыскала Марция. Он уже всё знал и порывался броситься на помощь отцу. Вечера его остановила.
— Если ты уедешь без разрешения Согейра, тебя посчитают дезертиром! —
— Я не могу оставаться, когда моя семья там погибает! — Марций впервые был растерян.
— Два дня. Осе дал им два дня.
— И за это время они все умрут. Принцесса, поймите, я не могу…
— Я не хочу, чтобы потом тебя казнили. А ступишь за Ворота Воина у Согейра за спиной — Осе прикажет отрубить тебе голову!
— Но там мой отец и брат!
— Прошу, всего два дня. — Вечера тронула рукой его запястье. — Тогда, в Мраморной долине, ты поклялся делать всё, что бы я ни попросила!
— Я помню. Но не просите меня остаться сейчас.
— Если тебя казнят за побег, я останусь совсем одна. — Обычно переливчатые глаза Вечеры сейчас были тёмно-серыми, как грозовые тучи. — Обещаю, позже я вышлю туда двоих всадников. Они найдут Иларха. Но ты останешься здесь. Обещай мне.
И Марций остался, снедаемый неведением.
А замок и город продолжали жить, как и жили до страшных вестей, и только Марций вздрагивал каждый раз, когда к воротам замка приближались всадники. И вот, после двух дней мучительного ожидания, ворота Туренсворда распахнулись в очередной раз, и на площадке у донжона остановилось несколько коней с полуживыми всадниками. Среди них был Иларх.
— Нас разбили у Адельхейда, — докладывал предводитель эвдонских беглецов. Весь израненный и будто растерявший половину своей силы, он лежал на койке в лазарете на среднем ярусе Ласской башни. К его замотанной чистыми повязками руке жалась маленькая Флавия, а в углу плакала его жена. — Теабран прятался там. Когда мы вышли из-за холма, то увидели его войско. Тысяч сто солдат, не меньше. Мы знали, что заметь они что-то, нас всех перебьют — с ними нам не тягаться, и постарались уйти незаметно, но у этого ублюдка везде свои глаза и уши. Мы отошли до края холмов, чтобы наутро вернуться в Паденброг, но ночью на нас напали.
Его разбитые губы растянулись в горькой улыбке, а глаза наполнились слезами.
— Воины Теабрана не люди. Доспехи не пробить ни стрелой, ни мечом. Наши топоры разлетались о них, как деревянные. На лицах зеркальные маски с чёрными глазницами, пустыми, как у смерти, и все вооружены до зубов ксифосами, булавами. Даже на конях их доспехи с шипами. Командует ими всадник в шлеме в виде птицы.
Иларх не постеснялся присутствия женщин и детей и разразился такой кудрявой бранью, описывая неизвестного всадника, что Осе покраснел от смущения.
— Ты знаешь, кто он? — спросил Осе.
— Не знаю, и мне плевать! Я видел его всего раз, когда он отрубал голову моему сыну. — И Иларх заплакал. — Всего его изрубил, пока он ещё дёргался в судорогах! — скулил он. — Гадёныш, вонючая крыса! Я бросился к нему, чтобы убить ублюдка, но в меня попала чья-то стрела, и я упал. А он продолжал рубить моих людей, как яблоки. А потом… потом птицеголовый затрубил в горн и увёл своих людей. Я думал, нас оставили подыхать, но это был не конец. Они ушли, чтобы Теабран мог обрушить на нас огонь, о котором говорил тот мальчишка-монах…