Корона Героев
Шрифт:
— Отпусти, кузен, ты мне пояс от юбки оторвешь.
Он тут же выпустил ее, она оперлась — на стул, а не на его протянутую руку. Он позволил руке упасть.
— Прости, пожалуйста. Я неловок сегодня.
— Ты не бываешь неловок, — с горечью отозвалась она.
Тор промолчал. Он хотел, чтобы она оперлась на него, а не на стул, и потому не заметил, что большая часть горечи относилась к Перлиту, задумавшему поставить ее в неловкое положение перед всем двором. И отчасти к самой Аэрин, а вовсе не к нему. Аэрин сказала, что он может оставить ее,
Но сейчас было не два года назад, и он просто ответил:
— Как тебе будет угодно, — и оставил ее, дабы разыскать покинутую партнершу и принести извинения.
Перлит подошел к Аэрин, когда она сидела на стуле, на который до этого опиралась, и потягивала воду из кубка, принесенного ей хафор.
— Покорнейше прошу прощения, — произнес он, прикрывая глаза так, что они еле заметно поблескивали из-под длинных ресниц. — Я забыл, что тебе… э… не по душе такие… э… знаки внимания.
Аэрин спокойно смотрела на него.
— Я прекрасно поняла твою затею. И принимаю твои извинения ровно настолько, насколько они того стоят.
Перлит моргнул, столкнувшись с такой неожиданной непреклонностью, и на краткий миг лишился дара речи.
— Если ты принимаешь мои извинения настолько, насколько они того стоят, — подхватил он, — это значит, мне не стоит бояться, что ты затаишь на меня обиду за мою злополучную неосмотрительность.
Аэрин рассмеялась, удивившись этому не меньше, чем ее собеседник.
— Нет, кузен. Я не затаю на тебя обиды за сегодняшнее развлечение. Долгие годы братской любви вывели нас далеко за пределы обиды.
Она присела в торопливом реверансе и покинула зал, опасаясь, что он придумает какую-нибудь колкость в ответ. Перлит никогда не проигрывал в словесных пикировках, а ей хотелось как можно дольше сохранить необычайное ощущение победы.
Позже, в темноте спальни, Аэрин перебрала в памяти весь вечер и улыбнулась. Но улыбка получилась вымученная, и сон никак не шел. День выдался слишком длинный, она устала. У нее всегда кружилась голова от вечера, проведенного на всеобщем обозрении в большом зале, и сегодня, стоило ей отвлечься от Перлита с Тором и желтых птиц, мысли тут же обратились к мази от драконьего пламени.
Аэрин прикинула, не пробраться ли обратно в лабораторию, но кто-нибудь мог увидеть свет там, где полагалось находиться только топорищам. Она никому не говорила, что захватила старый сарай, но сомневалась, что кого-то это озаботит, главное — не зажигать свет в неурочные часы. А то как она объяснит свое пребывание там?
Наконец она устало выбралась из постели, закуталась в подаренный Тором халат и пробралась задними коридорами и редко используемыми лестницами на самый высокий балкон отцовского замка. Тот выходил на заднюю часть двора. Дальше располагались конюшни, за ними пастбища, а за всем этим резко вставали Горы. Прямо перед ней раскинулось широкое плато, отведенное под выгоны и тренировочные площадки. Но слева
Замок господствовал над Городом, хотя со двора стены не позволяли увидеть его сбегающие по склонам улицы. Но с балконов и из окон третьего и четвертого этажа на фасаде замка можно было разглядеть самые высокие крыши, серые, черные и тускло-красные, каменные, покрытые плитняком или тонкой черепицей, и вздымавшиеся надо всем трубы. Из окон пятого и шестого этажа открывался вид на королевскую дорогу от замковых ворот к городским почти до самого ее конца на утоптанной площадке с монолитами по углам сразу за городскими стенами.
Но из любой точки замка или Города, подняв голову, можно было увидеть обрамлявшие их Горы. Даже просвет в их зубчатых контурах, образованный городскими воротами, был слишком узок, чтобы с легкостью его распознать. Перевал между Вастом и Каром, двумя пиками среди более высоких Гор, окружавших лесистые холмы перед Городом и смыкавшихся по ту сторону замка, был вовсе неразличим. Аэрин любила Горы, зеленые летом и весной, ржавые и бурые и желтые осенью и белые зимой от снега, от которого они защищали Город. Они никогда не называли ее досадной помехой, разочарованием и полукровкой.
Она мерила шагами балкон, глядела на звезды и на стеклянистый отблеск луны на гладких плитах двора.
Каким-то образом пережитый вечер прогнал большую часть радости от утреннего открытия. Способность капли желтой мази защитить палец от пламени свечи ничего не говорила о ее защитных свойствах применительно к драконьему огню. Она слышала, как возвращавшиеся из рейда охотники говорили, что драконье пламя жжет, как никакое другое.
На третьем круге по балкону она обнаружила Тора, притаившегося в тени зубца.
— Ты ходишь очень тихо, — заметил он.
— Босиком, — коротко отозвалась она.
— Если Тека поймает тебя в таком виде да на холодном ночном воздухе, ругаться будет.
— Будет. Но Тека спит сном праведных, ведь уже далеко за полночь.
— И то верно. — Тор вздохнул и потер лоб рукой.
— Удивляюсь, что ты так рано сбежал. Танцы, бывает, до зари продолжаются.
Даже в слабом свете луны она увидела, как скривился Тор.
— Танцы, может, и длятся зачастую до зари, но я редко задерживаюсь и до середины… о чем ты знала бы, потрудись хоть раз остаться и составить мне компанию.
— Хмм.
— Трижды хмм. Приходило ли тебе когда-нибудь в голову, Аэрин-сол, что я к тому же не особенно хороший танцор? И что нам с тобой, вероятно, лучше пореже танцевать в паре, а то мы всерьез рискуем друг друга покалечить? Никто, естественно, не дерзает упоминать об этом, ведь я первый сола…
— И славишься буйным нравом.
— Лесть никуда тебя не приведет. Но я покидаю бал, как только оттопчу ноги всем дамам, которые нуждаются в этом, чтобы не чувствовать себя обойденными.