Корона и эшафот
Шрифт:
Прошло больше месяца со дня открытия штатов.
Страна, с огромным вниманием следившая за происходившим в Версале, обнаруживала признаки нетерпения. Парижане, прибывавшие в Версаль и заполнявшие плотными рядами галереи огромного зала дворца «малых забав», в котором заседало третье сословие, шумно выражали свои симпатии избранникам народа, острыми репликами подбадривали их и призывали к действию.
Народ требовал от депутатов третьего сословия решимости. Палата общин, как стали называть теперь собрание третьего сословия, воодушевляемая поддержкой народа, убеждалась в том, что только смелость способна разрешить затянувшийся и ставший опасным конфликт.
17 июня собрание третьего сословия провозгласило себя Национальным собранием.
Собравшиеся депутаты и смешавшаяся с ними толпа, шумно выражавшая свое негодование, не желали подчиняться этому произволу власти. С утра шел сильный дождь. Начались поиски помещения. С трудом удалось найти почти пустой, но просторный зал, служивший ранее для игры в мяч. Здесь, в этом зале, Национальное собрание, сопровождаемое добровольно охраняющим его народом, возобновило свои заседания. Народ призывал депутатов к сопротивлению королевскому произволу, к смелости. Сознание опасности, горечь только что испытанного унижения, сочувственное волнение окружавшей толпы парижан воодушевили депутатов-буржуа. Кто-то предложил принять всем клятву не расходиться несмотря ни на что, пока не будет выработана и принята конституция. Собрание торжественно приняло тут же составленный текст клятвы.
Но 23 июня на созванном королем заседании трех сословий Людовик XVI объявил все постановления Национального собрания недействительными, само это собрание — несуществующим и предложил сословиям снова разделиться по палатам, сохраняя прежнюю сословную обособленность.
Подчиниться безропотно этому королевскому приказу? За месяц борьбы буржуазные депутаты стали смелее и решительнее.
Когда король и первые два сословия покинули зал заседаний, Байи, ученый-астроном, избранный в начале июня председателем Национального собрания, объявил его заседание открытым. Однако королевский обер-церемониймейстер маркиз де Брезе предложил депутатам третьего сословия повиноваться воле монарха. Ему ответил гневной взволнованной речью Мирабо: «Пойдите и скажите вашему господину, что мы здесь — но воле народа и оставим наши места, только уступая силе штыков». Де Брезе удалился, и заседание продолжалось. По предложению Мирабо Собрание провозгласило неприкосновенность личности депутатов и покушение на эти права — государственным преступлением.
23 июня монархия потерпела первое поражение, а Национальное собрание одержало значительную победу. Это почувствовалось уже на следующий день, 24 июня, когда большая часть духовенства присоединилась к Национальному собранию. Вслед за ней к Собранию постепенно присоединились и остальные депутаты духовенства, присоединились и дворяне. Король был вынужден санкционировать это соединение трех сословий в Национальном собрании, созданном вопреки его воле.
9 июля Национальное собрание провозгласило себя Учредительным собранием. Оно подчеркивало этим названием свою обязанность учредить новый общественный строй — выработать его конституционные основы. Мирабо в эти дни предавался иллюзиям: «Эта великая революция обойдется без злодеяний и без слез».
Мирабо хотел избежать вмешательства народа, он боялся его. Но он не догадывался в ту пору, что революция, в сущности, и не началась; Франция только вступала в ее преддверие.
Вся страна с волнением следила за борьбой,
Король и его окружение с тревогой и раздражением следили за развитием событий. Однако они отнюдь не считали свое дело проигранным. Напротив, они вновь готовились к решающему удару.
В Париж и Версаль стягивались войска. Ненадежные части заменялись новыми, верными двору. Парижане и депутаты Собрания с тревогой следили за этими приготовлениями, угадывая в них угрозу Учредительному собранию. Днем 12 июля в Париж проникли известия о том, что накануне король уволил Неккера и велел ему покинуть пределы Франции.
Эта весть вызвала взрыв негодования. Буржуазия и народ восприняли концентрацию войск в Париж и удаление Неккера как переход контрреволюционных сил в наступление. Народ стихийно поднялся на борьбу. Улицы и площади стали заполняться толпами парижан. Уже вечером 12 июля произошли первые столкновения с войсками.
С утра 13 июля над Парижем загудел набат. Ремесленники и журналисты, рабочие и мелкие торговцы, женщины, старики, вооружаясь кинжалами, пистолетами, топорами, камнями, ринулись на улицы. Войска под натиском восставшего народа оставляли квартал за кварталом. Часть солдат перешла на сторону революции. В оружейных магазинах, в Доме инвалидов народ захватил несколько десятков тысяч ружей. Вооруженное восстание ширилось и росло, и к вечеру большая часть столицы была в руках революционного народа.
13 июля выборщики Парижа организовались в Постоянный комитет, преобразованный позднее в коммуну — Парижский муниципалитет. Постоянный комитет в тот же день постановил создать гражданскую гвардию — вооруженную силу революции.
Но исход борьбы был еще далеко не решен. Восемь башен Бастилии, этой ненавистной и грозной крепости-тюрьмы, еще продолжали выситься над восставшим Парижем. Шерла ее пушек были нацелены на Сент-Антуанское предместье — район парижских ремесленников и рабочих. Огороженная двумя глубокими рвами, с поднятыми подъемными мостами, обладавшая сильным гарнизоном, Бастилия казалась несокрушимой твердыней абсолютизма.
Но народ пошел приступом на Бастилию. Из крепости грянул залп. Пролившаяся кровь лишь сильнее воспламенила народный гнев. Рвы были преодолены, пушечными ядрами были перебиты цепи моста. Народ ворвался в крепость; комендант де Лоне был убит; гарнизон сдался. Бастилия пала!
Вечером и ночью на площадях и бульварах расцвеченного огнями Парижа народ с песнями и плясками, с братскими объятиями праздновал одержанную им победу.
Один из приближенных Людовика XVI герцог Ларошфуко-Лианкур явился во дворец, когда король еще спал. Короля разбудили, и Ларошфуко рассказал ему, что взята Бастилия, а Париж во власти восставших. Король спросил: «Это возмущение?» Ларошфуко ответил: «Это — революция, государь!» [7]
7
Тарле. Е. В. Сочинения. Т. VI. М. 1959. С. 655.