Корона из ведьминого дерева. Том 1
Шрифт:
– Довольно, – сказал Вийеки. Почему все сегодня пытаются заставить его тревожиться? – Мы не станем об этом больше говорить. Наши законы пришли от самого Сада, и их невозможно оспаривать. Если кто-нибудь услышит, что ты говоришь, тебя ждет мучительная смерть, и я не смогу тебя спасти.
Зои замолчала. Вийеки одобрительно кивнул. Смертные, даже самые умные, подобны птицам на лугах – постоянно чирикают и болтают. Но эта все еще очаровывала его, несмотря на то, что первые признаки короткого века уже появились на ее лице и теле. Даже в период краткого цветения юности она не обладала ничем сродни ледяной красоте его жены Кимабу, но что-то
«Быть может, меня завораживает именно тайна? – размышлял он. – Или ужасающее удовольствие чего-то украденного и запретного?»
В конце концов, если кто-то из обычных хикеда’я узнает, что он свободно говорит со смертным животным, словно они равные существа, Вийеки сразу предъявят обвинение.
«Эта проблема возникает, когда поднимаешься на большую высоту, – подумал он, уже ощущая усталость, а ведь истинно суровые испытания ему только предстояли. – Все больше и больше хикеда’я смотрят на тебя с завистью, и с каждым шагом вверх предстоящее падение становится все более страшным».
Он встал с ее постели и начал одеваться.
– Я буду скучать без вас, милорд, – сказала она. – Мои дни будут одинокими.
Вийеки проигнорировал ее. Она всегда говорила такие вещи после совокупления. Он не знал, как ей ответить, у него появились бы такие же затруднения, если бы с ним заговорили его боевой конь или охотничий филин.
Закончив одеваться и затянув пояс, Вийеки похлопал по своей одежде, чтобы проверить, нет ли у него оружия или других запрещенных для визита к Королеве вещей. Он искренне одобрял такой запрет, однако он казался ему глупым: в конце концов, какой безумец осмелится напасть на Утук’ку, Вечноживущую? И не только из-за постоянного присутствия ее личной стражи, Зубов Королевы, лучших воинов Наккиги. Нет, самой страшной и серьезной защитой Утук’ку была она сама. Никто из живущих даже не догадывался о границах ее могущества. Бессмертный монарх хикеда’я вызывал почитание всего народа, но также внушал страх даже самым могущественным из придворных.
Вийеки был все еще недоволен Зои за безответственные вопросы и покинул ее комнату без обмена обычными сентиментальными словами, которые она так ценила.
Факел королевского призыва полыхал перед Вийеки и являлся в большей степени ритуальным знаменем, чем источником света. За Вийеки следовали секретарь Йемон и небольшой отряд его собственных стражников. Вийеки начал подниматься за вестником по огромной открытой лестнице в сторону третьего яруса и дворца, мимо тускло сиявшего огромного Белого Сада, расположенного между ярусами на высоком каменном острове. Вийеки всегда считал, что грибные сады оказывают успокаивающее действие. Однажды он привел Зои посмотреть на них, но его смертная любовница, вместо того чтобы понять, испытала тревогу в лесу змеящихся мертвенно-белых стволов, изящно раскрытых вееров и огромных балдахинов, кивающих при малейшем движении воздуха. Зои сказала Вийеки, что они заставляют ее думать об извивающихся червях на лопате с темной влажной землей, и попросила увести ее из сада как можно скорее.
Он испытал разочарование, даже раздражение из-за ее неспособности оценить безупречную красоту этого места, но в конечном счете Зои была всего лишь смертной. Стоило ли удивляться, что она во всем видела разложение и смерть.
И все же Вийеки многое бы отдал, чтобы погулять по этому саду сейчас,
По мере того как он поднимался вверх, вслед за королевским вестником, почти незаметный ветерок поднял тучу спор, которая медленно поплыла в их сторону, образуя воронки после каждого их шага. Вийеки вдруг понял, что вспоминает стихи, посвященные поэтессой Лу’уйа этому месту:
«Когда земная звезда и снега язык посылают свои зерна, я иду в обнаженной ночи, и созвездия танцуют у моих ног».
Прошло более дюжины Великих Лет со смерти Лу’уйа – почти восемь столетий смертных – но то, что она написала о Белом Саде, все еще истинно. Неизменная природа Наккиги была ее величайшей красотой.
По мере того как они все ближе подходили к дворцу, тревожные мысли следовали за каждым шагом Вийеки, точно нищие Сан’и’асу. Ему хотелось верить, что проснувшаяся Королева его вызвала, чтобы соблюсти протокол, и она приглашает всех главных министров на аудиенцию, но Вийеки знал, что на его совести имеются куда более серьезные преступления, чем чтение запрещенных стихов.
В сговоре со своим наставником магистром Яариком и другими своими единомышленниками они скрывали кое-какие вещи, которые делали, пока Утук’ку спала. И разве имеет значение тот факт, что они действовали ради блага народа хикеда’я? Королева не просто обладала могуществом, она сама по себе являлась справедливостью, духом и совестью расы. Как он мог предстать перед ней и не признаться во всем, что совершил или хотел совершить? И если он так поступит, как ему удастся не лишиться чести и не привести к полному уничтожению себя и свою семью?
«Дыши и сохраняй спокойствие, Вийеки сей-Эндуйа, – сказал он себе. – Ты аристократ хикеда’я и дитя священного Сада. Даже если сама смерть поджидает тебя, неужели ты хочешь встретить ее, словно испуганный ребенок?»
Верховный магистр Зунияби выступил вперед, чтобы его встретить, когда Вийеки вошел в главные ворота дворца. Сначала ему показалось, что это честь – древний Зунияби пришел сам, вместо того чтобы прислать какого-нибудь незначительного подчиненного, но Верховный магистр в маске не сказал Вийеки ни слова, лишь сделал ритуальный жест уважения, после чего предложил следовать за ним. Естественно, Вийеки никак не отреагировал на его зловещее молчание, лишь сделал знак повиновения и позволил Зунияби указывать путь.
Проводник при передвижении по королевскому дворцу был необходим для всех посетителей, хотя его функции редко выполняла столь высокопоставленная особа: Омейо Хамак представлял собой настоящий лабиринт, в полном соответствии со своим названием, непостижимо сложную головоломку из высеченных в скале помещений и коридоров, изящных мостов и на первый взгляд бесполезных лестниц, ведущих в никуда, огромная тайна, которую никому не удастся распутать случайно. Лишь верховные священники знали путь в сердце лабиринта, где ожидала Королева.
Пока почтенный Зунияби уводил его все глубже и глубже в лабиринт, Вийеки мог думать лишь о той, что его вызвала, и теперь сидела, дожидаясь его появления, в центре каменой паутины. Утук’ку, старейшая, Мать всего сущего, сердце нашей расы. Почтительные обращения, выученные в далеком детстве, вдруг стали всплывать одно за другим в его раздраженном разуме. Мудрая за гранью мудрости. Могущественная без предела. Всевидящая.
Наконец они добрались до коридора с множеством дверей, каждая из которых не привлекала внимания. Зунияби помедлил и положил руку в перчатке на рукав Вийеки.