Корона из золотых костей
Шрифт:
– Твой отец в храме и далеко не в радужном настроении.
– Готов поспорить, что не в радужном, – буркнул Кастил.
К нам подошел Нейлл. Эмиль криво усмехнулся.
– Как и горстка атлантианцев и смертных, которые пробрались сюда и совершили попытку освободить Аластира.
– И к чему привела эта попытка? – спросил Кастил.
– Не обошлось без крови. – Эмиль смотрел на принца, и его глаза блестели в свете факелов. – Тех, что остались живы, держат с Аластиром, и они… в вашем
Кастил откинул голову назад, и на его губах появилась натянутая мрачная улыбка.
– Кто-нибудь еще знает, что моего отца держат здесь?
– Нет, – ответил Эмиль. – Твоя мать и стража короны считают, что он все еще с тобой.
– Прекрасно. – Кастил окинул меня взглядом. – Готова?
Я кивнула.
Эмиль начал отходить назад, но остановился.
– Чуть не забыл.
Он полез под тунику. Джаспер с низким рычанием шагнул вперед, нагнув голову. Я замерла. Кастил рядом со мной слегка переместился, его тело напряглось. Атлантианец нервно оглянулся на огромного вольвена.
– Это принадлежит ей, – сказал он. – Я просто возвращаю.
Я опустила взгляд – он достал черный клинок, отливающий красным в огне факелов. У меня перехватило дыхание. Эмиль подбросил клинок и подал мне костяной рукояткой вперед. Это был мой кинжал из кровокамня. Тот, что Виктер подарил мне на шестнадцатилетие. Это было не просто воспоминанием о человеке, который рискнул карьерой и, вероятно, жизнью, чтобы я научилась себя защищать, но и единственной вещью, которая от него осталась.
– Как?.. – Я откашлялась и сомкнула пальцы на холодной кости вольвена. – Как ты его нашел?
– Повезло. – Он быстро отступил, чуть не наткнувшись на Делано, который неслышно подкрался к нему сзади. – Когда я с несколькими ребятами вернулся осмотреть место происшествия, кинжал лежал под кровавым деревом.
Я сглотнула ком в горле.
– Спасибо.
Эмиль кивнул, а Кастил хлопнул его по плечу. Я убрала руку с кинжалом под плащ, и мы пошли дальше через широкую колоннаду. У стены стоял худенький юноша. Я с трудом узнала угрюмое лицо с мягкими, почти хрупкими чертами. Квентин Да’Лар. Он не улыбался, не болтал без умолку, его не переполняла энергия, как это бывало обычно. Он нерешительно вышел к нам. В момент, когда мое чутье соединилось с его эмоциями, у меня перехватило дыхание от его страданий. В нем сквозила неуверенность и кислый вкус вины, но под ними клубилось что-то еще… более горькое. Страх. У меня сжалось сердце, а чутье быстро попыталось распознать, направлен ли его страх на меня или… Я вспомнила, что он был близок с Беккетом. Они дружили. Знал ли он, что случилось с его другом? Или по-прежнему считал, что Беккет принимал участие в нападении? Хотя я точно не знала, но мне не верилось, что Квентин
Кастил перевел на юного атлантианца холодный янтарный взгляд, но прежде чем он заговорил, Квентин упал на одно колено и склонил перед нами золотую голову.
– Простите, – произнес он слегка дрожащим голосом. – Я не знал, что собирался сделать Беккет. Если бы знал, я бы помешал…
– Тебе не за что извиняться, – сказала я, не в силах позволить юному атлантианцу нести ложную вину. Я вдруг поняла, что остальные, должно быть, еще не знают, что на самом деле произошло. – Беккет был ни в чем не виноват.
– Но он… – Квентин поднял голову. Его золотистые глаза были наполнены слезами. – Он ведь привел тебя в Покои и…
– Это был не он, – объяснил Кастил. – Беккет не совершал никаких преступлений против Пенеллаф или меня.
– Я не понимаю. – Атлантианец неуверенно поднялся на ноги, его охватили озадаченность и облегчение. – Тогда где же он был, ваше высочество… то есть Кастил? Он с вами?
Я сжала руку Кастила, а на его челюсти задергалась мышца.
– Беккет не покидал Предела Спессы. Он был убит теми, кто состоял в заговоре с его дядей.
Я не знала, отреагировали ли другие на смерть юного вольвена. Все, что я чувствовала, – это стремительно захлестнувшее атлантианца горе, последовавшее за жестоким ударом отрицания. Его боль была такой свежей и мощной, что взорвалась в соленом воздухе вокруг нас и сгустилась на моей коже. Я слышала, как Кастил выражает сожаления, и видела, как Квентин качает головой. Его боль… она была абсолютной, и я подумала, что в его жизни это, наверное, первая настоящая утрата. Он был старше меня, хотя и выглядел моложе. Но по атлантианским меркам он все еще считался очень юным. Он пытался не показывать боль, сжимая губы; его спина одеревенела. Он старался держаться, ведь с ним говорил принц, его окружали вольвены, атлантианцы и Хранительницы. Как ни печально, он проигрывал эту битву: страдание пульсировало в нем волнами. Если бы он проиграл, Кастил не осудил бы его, но я чувствовала, что Квентин хочет казаться смелым и сильным. Мне было сложно наблюдать за этим. Я ненавидела тех, кто оказался в ответе за боль, причиненную другим, и за отнятые жизни.
Я отреагировала не раздумывая, повинуясь инстинкту. Я оставила сомнения, что все могло пойти не так, ведь я теперь понятия не имела, на что способно мое прикосновение. Высвободила руку из руки Кастила и прижала к предплечью атлантианца. Взгляд его широко раскрытых глаз метнулся ко мне. На ресницах повисли слезы.
– Мне жаль, – прошептала я, желая найти слова получше, более действенные, более вдохновляющие.
Конец ознакомительного фрагмента.