Корона клинков

Берестова Елизавета

— Зато я хорошо знаком с методами Первого Безымянного. Любой ломается рано или поздно, если ему не посчастливится умереть. Иногда ломаются как раз ради того, чтобы умереть.

— Я же не знал, — сказал Торки после непродолжительного молчания. — Когда б вы сказали мне, я бы рта не раскрыл.

— Это моя вина, а не твоя. Мне следовало подробно объяснить тебе, что можно говорить, а что нельзя. Просто я думал, что в моем распоряжении больше времени. К тому же я не ждал от них такой прыти.

— Стойте, стойте, кто

эти таинственные «они»?

— Не знаю, Торки, не знаю. Могу лишь сказать: в Рие есть очень влиятельные люди, которые пойдут на многое, чтобы помешать нам. Предположим, Осокорь сразу отправит людей в Камышовый плёс. Если ускоришь шаг, с учётом срезанного расстояния у нас есть шанс опередить их.

— Да бросьте вы, — Торки яростно отмахивался от неизвестно откуда взявшейся мошкары, — чего это вдруг ему на ночь глядя снаряжать отряды? Поверьте мне на слово, я этого мужика за неделю досконально изучил. Он сперва в баню сходит, отужинает, выспится, а поутру указания всякие раздавать начнёт. Осэна — не Рия, где у него наготове пара тысяч всадников. Пока приказ спустят, до его выполнения ещё час — полтора. Так что у нас фора. Да что ж вы так кусаетесь! — последнее эмоциональное замечание относилось к комарам, которые противным зудящим облаком следовали за путешественниками.

— Болото близко. А что касается Осокоря, молю богов, чтобы ты оказался прав.

Они вышли на заброшенную дорогу. Некогда торная и широкая, она теперь заросла травой, среди которой то тут, то там поднимались величественные лопухи.

— По дороге мы выйдем к дамбе, опоясывающей заболоченную низину. На открытом воздухе ветерок сдует всю эту гнусь. — Эльф брезгливым щелчком отбросил в сторону прихлопнутого на щеке крупного комара.

— Надеюсь, надеюсь, — бормотал Торки, осатанело хлеща себя веткой, — не то ведь заживо сожрут, кровососы!

— Странно, — заметил Этан Брэк, которого тучи мошкары казалось бы, почти не беспокоили, — ты по природе своей лесной житель, а комаров боишься.

— Конечно, — ответил фавн, — мы сроду не жили возле мерзких болот. А супротив обычных, лесных комариков старуха Сычиха такое изумительное снадобье варила, — он зажмурился, с сожалением вспоминая чудодейственное снадобье, — правда, оно несколько пованивало, но ни единый тонконогий кровосос на фут не подлетал. Уж не знаю, что она в котел клала, помню только, всех мальцов заставляли лисий хвост собирать. Жаль, не знаю я Сычихиного секретика.

Как и обещал Этан Брэк, дорога вскарабкалась на насыпь, которую лишь из уважения к труду её создателей можно было именовать дамбой. Дамба отделяла болотистую низину, заросшую высоченным камышом и ракитником, от деревень, в которых никто не жил со времён последней войны.

— Что это? — поёжился Торки, бросая встревоженные взгляды на полуразвалившиеся купола небольших каменных строений, выступавших из пожухлой травы.

—

Мавзолеи, — спокойно объяснил Брэк, — всего лишь сциллийское кладбище. Местные жители заботятся о своих умерших гораздо лучше, чем о живых. Дома они стоят из подсушенной глины, а более дорогой камень приберегают для последнего пристанища. Поэтому кладбище стоит, а от деревни почти ничего не осталось.

— Жутковато здесь, — фавн не мог отвести взгляд от ближайшего строения. Холодный лунный свет позволял разглядеть каждую щербинку в старинной вычурной кладке мавзолея.

— Успокойся, Торки, мы идём всего лишь мимо заброшенного погоста, ничего страшного или опасного здесь быть не может. Очень уж давно люди покинули эти места. Смотри в другую сторону, если руины тебя так беспокоят.

— Посмотришь тут, когда развалины так и притягивают взгляд, да ещё этот запах!

— Какой запах? — насторожился эльф.

— Разве не чуете вонь?

Брэк принюхался. Хотя он обладал обонянием гораздо более тонким, чем обычный человек, ничего странного в ночном воздухе ему различить не удалось. Болото дохнуло гниловатой сыростью, от дороги тянуло тёплой глиной, но все это перебивал пряный до омерзения аромат дурнишника, чьи плети с бледными свечками цветов обильно оплетали придорожные кусты. Вся эта какофония запахов не имела ни одной тревожной или необычной ноты.

— Хоть убей, не чую!

— Везёт вам, — хмыкнул Торки, — мне же оно так у ноздри и лезет.

Этан Брэк забеспокоился. Не исключено, что чувствительный нос фавна ухитрился уловить нечто подозрительное или даже опасное.

— Опиши запах.

Парень на секунду задумался, втягивая ноздрями воздух как сильное молодое животное.

— Вы станете смеяться, но воняет пропавшим маслом и чесноком. Словно дурной повар вознамерился зажарить тухлый чеснок на прогоркшем масле.

— Ты уверен? — эльф замер, пристально вглядываясь в ночь.

— Не сомневайтесь, пакость редкостная, захочешь, не перепутаешь.

— Дело плохо, где-то неподалёку мгляк. Попытайся хотя бы приблизительно определить, откуда исходит запах. Фавн зажмурился и дышал тихо-тихо, позволяя воздуху самому втекать в лёгкие.

— Думается мне, он впереди чуть слева, шагах двухстах. А что это за зверь такой — ваш мгляк?

— Если бы он был просто зверем, я сказал бы, что нам повезло.

— Может, убежим, пока не поздно? — с надеждой спросил Торки.

— Уже поздно, — ответил эльф, — раз ты почуял его, он нас заметил наверняка. Учитывая то, что мгляк без труда обгоняет лошадь, убежать мы не успеем. Остаётся одно — идти вперёд.

Руны на его посохе, которые Осокорь принял за причудливые украшения, засветились приглушенным серебристым светом, и с обоих концов выдвинулись призрачные клинки, превратившие красивую безделушку в глефу. Фавн невольно отшатнулся.