Корона, Огонь и Медные Крылья
Шрифт:
Это было похоже на безумие. Я ясно видела, что башенку со всех сторон окружают пустынные горы без признаков жилья; я обошла ее вокруг, но и с другой стороны за решеткой отчетливо виднелась широкая проезжая дорога, ведущая к городским воротам, высокие стены из массивных глыб темно-красного камня, статуи сторожевых чудищ, охраняющие въезд, золоченые вымпела и лошадиные хвосты, крашенные алым, развевающиеся над распахнутыми стальными створами… Я видела улицы и дома, выложенные изразцами; напротив въезда бил фонтан, обсаженный вокруг кустами цветущих роз. Это был прекрасный город, может — самый прекрасный из всех, какие мне доводилось
Я тронула решетку — и Шуарле мгновенно схватил меня за руку:
— Не смей, что ты делаешь?!
В тот же миг бесплотный голос, скорее женский, веселый и светлый, донесся из обманного простора внутри башни:
— Войди, девушка! Войди, отрок! Вам будут рады! — и мужской голос, очень приятный, низкий и теплый, добавил:
— Вы в великой тени. Вам откроются заветные тайны…
— Бежим отсюда, — сказала я сипло.
Не помню, как скоро мы остановились отдышаться. Я, запыхавшись и вспотев, еле втискивала воздух в легкие. Шуарле погладил меня по плечу:
— Ничего, Лиалешь, все обошлось.
Я кивнула, рассеянно оглядываясь. Мой взгляд остановил чудовищный гриб.
Мне случалось собирать грибы в монастырском парке, я считала себя большим докой по грибной части, но ничего подобного никогда прежде не видела. Этот грибной монстр достал бы своей отвратительной шляпкой, сизовато-бурой, покрытой какими-то белесыми бородавками, до моей груди, а в обхвате казался просто необъятным. Его ножка, обтянутая паутинными нитями, раздвинула собой замшелые валуны. Даже умирая с голоду, я бы не стала прикидывать, съедобен ли он — ответ представлялся очевидным.
— Да, — сказал Шуарле, отследив мой взгляд. — Этому грибу и я бы не доверял.
Я кивнула, мы забрали лошадь и пошли прочь — но тут нас окликнули сзади:
— Далеко ли вы направляетесь, детки?
Шуарле мгновенно обернулся — и я за ним. Сморщенный мерзкий старикашка смотрел на нас из-под огромной нелепой шляпы каким-то плотоядным взглядом.
— Разве я должен отчитываться перед тобой, уважаемый? — спросил мой друг, пытаясь быть любезным. — Наша дорога — наша забота. Мир тебе.
— Ай-яй-яй, — зацокал старикашка, вытянув в трубочку беззубый рот. — Что ж это так огорчает тебя, маленький цветочек? Мое восхищение тобой? Моя очарованность твоей госпожой?
— Твой почтенный возраст внушает уважение, но слова заставляют в нем усомниться, — сказал Шуарле. — Глядя в вечность, не годится отводить взор на суетные мелочи.
— И кто бы счел суетными мелочами юность и прелесть? — хихикнул старик. — Какие у нас гости! Мой народ гостеприимен. Да не скажет никто, что пришедших к нам деток здесь встретили без должной любви, хе-хе…
Лицо Шуарле замерло; он, кажется, к чему-то напряженно прислушивался. Я беспомощно оглянулась вокруг — и дернула его за рукав: вокруг нас росли грибы. Они росли прямо на глазах, вспучиваясь сквозь щебень, валуны и дерн; их шляпки, покрытые слизью и пупырышками, увеличивались с невозможной скоростью — от размера блюдечка до размера блюда для парадного торта в королевском сервизе. Увидев это, Шуарле ахнул и потащил свой тесак из ножен.
— Уй-вай! — вскрикнул старикашка и затрясся от хохота. — Какой острый ножик! Что ты собираешься делать им, бедный птенчик? Может, позволишь мне почистить
— Какая беленькая кошечка! — заскрипел у меня под самым ухом такой же гнусный голос — и я завизжала, а Шуарле с размаху всадил свое оружие в бородавчатое существо, прикоснувшееся ко мне.
Из твари хлынул поток слизи и чего-то, вроде гноя, она издала скрипучий вопль — а все грибы вокруг вдруг зашевелились, вставая на ноги и отряхивая землю и паутину, обнаруживая под шляпками сморщенные якобы человеческие лица, выпрастывая когтистые лапы.
— Какая радость! — верещали они, норовя хвататься за нас и осклабляясь. — Только взгляните, кто это нынче сюда пожаловал, братья! Человеческая девочка не убежит, птичий мальчик не улетит — и перед ужином будут забавные игры! — я, с ужасом озираясь, сообразила, что приняла за потрепанную одежонку свисающие клочья и складки серой кожи, а шляпы росли у оборотней-аманейе прямо из голов. Как, в предвкушении кошмарной потехи, менялись их тела — я не в силах описать словами. Упомяну только, что… что некоторые их части удлинялись гораздо быстрее рук и выглядели куда опаснее.
Шуарле дрался, как загнанный в угол волк. Я не могла себе представить, что у него столько сил и отваги. Его тело снова стало живым металлом — и я слышала, как когти оборотней скребут по нему с нестерпимым звуком, как камень по стеклу. Шуарле успел ударить клинком двоих — прежде чем его схватили за запястье и выкрутили руку. Мне оставалось только вырываться и пинаться, с яростью, но без особой надежды. Я поняла, что мы пропали.
Но вдруг что-то изменилось. Шуарле вырвал руку из цепких лап хихикающего оборотня, жесткие пальцы, державшие меня, разжались — и мы оказались на пятачке свободного пространства. Пыхтение и радостный визг оборотней стихли; я услыхала резкий свист, будто кто-то размахивал чудовищным мечом.
Я инстинктивно обернулась, и увидела летящих сахи-аглийе.
Не узнать их было нельзя. Их медные тела сияли на солнце. Громадные крылья, показавшиеся мне отточено острыми, заменившие им руки, разрезали воздух с угрожающим шипением — они выглядели одновременно очень твердыми и эластически гибкими, как полоса закаленной стали. Их ноги превратились в драконьи лапы с кривыми когтями, а тело оканчивалось хвостом, упругим, как хлыст, со скорпионьим жалом на конце. Человеческие лица снизу от глаз вытягивались в хищные пасти, оснащенные ужасными клыками, подобными кривым ножам. Каждое из этих существ напоминало ожившее геральдическое чудище.
Их вид ужаснул оборотней. Утеряв человеческое подобие и снова обретя грибной вид, они начали как-то сдуваться, сморщиваться — и просачивались под землю, оставляя на поверхности мокрые слизистые пятна. Мы с Шуарле стояли, прижавшись друг к другу, завороженно глядя вверх — этот медный блеск с небес выглядел столь внушительно и угрожающе, что страх и ярость, вызванные грибами, как-то растворились и пропали.
Неужели, мелькнуло в моей голове, мой несчастный друг был создан таким же сияющим чудовищем? Как великодушно с его стороны не ненавидеть всех людей поголовно за отнятую свободу парения в лучезарной высоте в виде такого потрясающего зверя!