Корона полуночи
Шрифт:
Селена почти не ела, но выпивала всю воду со снотворным. Выпивала и отправлялась на край каменистого оврага.
— Воду она пила где-то час назад, — сказал Шаолу Ресс.
Было утро четвертого дня.
Шаол кивнул, разглядывая Селену, лежавшую на охапке грязного сена.
— Она хоть что-то ела? — спросил капитан.
— Почти ничего. Бежать не пыталась. Нам ни слова не говорила.
Шаол отпер дверь камеры. Ресс и караульные заметно напряглись. Но он больше не мог. Он должен был ее увидеть. Капитан вошел в камеру. Кальтэна, спавшая в своей камере, даже не
Шаол присел на корточки, разглядывая Селену. Он нее жутко пахло застывшей кровью. Пропитавшаяся кровью одежда заскорузла, превратившись в панцирь. Шаол смотрел на Селену и чувствовал, как ему сдавливает горло.
Все эти дни замок напоминал потревоженный улей. Шаол и его гвардейцы прочесывали каждый этаж, каждый коридор, покои придворных и каморки слуг. Капитан не раз ловил себя на мысли, что занимается этим лишь для очистки совести. Убийца Нехемии давно покинул замок. Еще безуспешнее были поиски в городе. Шаол не прекращал попыток рассказать королю о происшедшем, стараясь объяснить, почему его самого похитили и почему, невзирая на усиленную охрану, убийце принцессы удалось миновать кордоны гвардейцев. За такое король должен был бы его разжаловать, а то и бросить в подземелье. Обычно правитель Адарлана бывал скор на расправу, но тут… Шаолу показалось, что королю все равно.
Удивительнее всего, что король вел себя так, словно вообще ничего серьезного не случилось. Он не хотел марать руки и разбираться с убийством принцессы. Короля куда больше занимал новый мятеж, назревавший в Эйлуэ. Он не выразил официального соболезнования и вообще не упоминал имени Нехемии. Шаолу понадобилась изрядная доля самообладания, чтобы не придушить своего правителя. Такое желание возникло у капитана впервые.
Главным вопросом, беспокоившим Шаола, была дальнейшая судьба Селены. Король и здесь проявил странное, несвойственное ему великодушие (если это можно назвать так):
— Сделай ей внушение, чтобы впредь сдерживалась. И пусть продолжает выполнять мой приказ.
Чтобы впредь сдерживалась.
Шаол осторожно подхватил Селену на руки и вынес из камеры. Заточение ее сюда виделось ему расправой, и он знал, что никогда себе этого не простит. Неужели он тогда струсил? Или у него действительно не было выбора? Он помнил ее глаза, полные звериной злобы. Формально он был прав, но это его не утешало.
Шаол даже не мог спать в своей постели. Кровать пахла Селеной. В первую ночь он лег и сразу же вспомнил, на чем сейчас лежит она. Все последующие ночи Шаол спал на диванчике. Самое малое, что он сейчас мог сделать, — это вернуть Селену в ее покои.
Но он не знал, как «сделать ей внушение». Он вообще не знал, как теперь с нею говорить. Как починить то, что сломалось у нее внутри и в их отношениях.
Весь путь из тюрьмы наверх вооруженные гвардейцы шли с ним рядом.
Убийство Нехемии не отпускало Шаола. Иногда ему казалось, что призрак принцессы следует за ним по пятам. Только сегодня утром он рискнул посмотреться в зеркало.
Прошлое потому и прошлое, что его не переиграешь. Но Шаола неотступно преследовала мысль: если бы он ослушался королевского приказа и предупредил Нехемию о грозящей ей опасности… Принцесса повела бы себя по-другому. Рассказала бы своим телохранителям, и те не отходили бы от нее ни на шаг. Иногда тяжесть возможного, но
А нынешнюю реальность он сейчас нес на руках… Ресс открыл дверь. Шаол уже направился в спальню, но Фалипа молча указала на умывальную. Странно, он даже не подумал, что Селену сначала надо тщательно отмыть.
Стараясь не встречаться глазами с Фалипой, он послушно отнес Селену в умывальную. Теперь надо разворачиваться и уходить. Ему здесь делать нечего.
Это Шаол понял не сейчас, а почти четыре дня назад, в спальне убитой принцессы, когда Селена кинулась на него с кинжалом.
Он ее потерял.
И она уже никогда не пустит его снова в свою жизнь.
Глава 32
Селена проснулась в своей постели, понимая, что больше никто не подольет ей в воду снотворного.
Не будет больше совместных завтраков с Нехемией. Не будет уроков, раскрывающих смысл «знаков Вэрда». И такой подруги, как принцесса, у нее тоже уже не будет.
Кто-то дочиста ее отмыл, прежде чем уложить в постель. После трех дней почти кромешной тьмы подземелья солнечный свет был нестерпимо ярок и резал глаза. Щурясь, Селена огляделась. Рядом, тесно прижавшись к ней, спала Быстроногая. Собака проснулась, несколько раз лизнула хозяйку в руку и снова заснула, уютно устроившись возле локтя Селены. Интересно, а Быстроногая испытывает чувство потери? Селене часто казалось, что принцессу собака любит больше, чем ее.
«Ты всего лишь трусиха».
Собака не виновата в своей бесхитростной любви к Нехемии. Мир любил принцессу. Исключение составляло лишь это гнусное Адарланское королевство и его гнилой, продажный двор. Селена влюбилась в Нехемию с первого взгляда, почувствовав в ней родственную душу. Радовалась, что обрела закадычную подругу. А Нехемии больше нет.
Селена приложила руку к груди. Как глупо — глупо и бесцельно слушать биение собственного сердца, когда сердце Нехемии остановилось навсегда.
Глаз Элианы был теплым, словно пытался ее утешить. Потрогав амулет, Селена опустила руку на одеяло и закрыла глаза.
В тот день она даже не пыталась встать. Фалипа уговорила ее съесть хоть что-то, принеся завтрак в постель. Служанка умолчала, что похороны Нехемии уже состоялись. Селена в тот день бродила по каменистому краю оврага, напрасно высматривая белого оленя. Может, и к лучшему, что сырое подземелье уберегло ее от зрелища похорон. От того страшного момента, когда тело ее подруги опускали в холодную землю. Прогретая солнцем земля родной Эйлуэ была слишком далеко.
«Ты всего лишь трусиха».
И потому в тот день Селена не вылезла из постели. Назавтра тоже.
И послезавтра.
И послепослезавтра.
Глава 33
В рудниках Калакуллы было жарко. Юная рабыня боялась даже думать о том, как будет здесь летом, когда солнце начнет выжигать землю.
Ее пребывание в рудниках длилось почти полгода. Ей говорили, что так долго выдерживают единицы. Мать, бабушка и младший брат не продержались и месяца. Отец вообще не дожил до каторги. Адарланские палачи убили его еще в деревне вместе с другими известными мятежниками. Остальных заковали в цепи и погнали сюда.