Корона ветреных просторов
Шрифт:
В этот раз на пристани Рейне Клер лишь успела единожды поцеловать Барни в губы, прежде чем он скрылся на «Эбигейл» за горизонтом. Но вместе с поцелуем краснощёкая пампушка успела сунуть ему в руку небольшую записку в лиловом конверте:
«Милый воробушек, когда ты приплывёшь ко мне из Будё,Тебя будет ждать отличная новость.Твой разжигая интерес,ЯБарни, стоя у кормы, зачитывался этой милой запиской. Он предполагал, что за отличная новость его ожидает. Они давно с Клер планировали завести ребёнка, и, возможно, им это удалось. В его мыслях она, как всегда, облачённая в розовый жакет, держала на руках младенца, который смешно дёргал ножками.
«О, Клер, – думал он. – Ты мой свет».
На палубе «Эбигейл» раззадоренные ребята устроили шуточные танцы. Гарри своим басистым голосом напевал какую-то рыбацкую песню, что часто звучала в местных кабаках Будё, а остальные, разделившись на пары, отстукивали, как могли, чечётку. Малькольм, наблюдая за ними из рубки, смеялся над их задором и протирал заспанные глаза.
Тем временем Франк Дженсен был уже на пороге своего дома. Обласканный приветствием Донни, он улыбался во весь рот.
Первой ему на глаза показалась Сэл, в проходе, у двери, с пучком собранных трав и книгой в руках о Средневековье.
Она, убрав волнистую чёлку со лба, подняла глаза и воскликнула:
– Па! – кинувшись на его вытянутую загорелую шею.
Он обнял её так, словно не видел уже много лет, и с лёгким восторгом от их встречи обронил:
– Я тоже скучал, милая. Но где твоя мать?
– У тебя за спиной, – обмолвилась Мари, закрывая калитку огороженного палисадника. Она трясла в руках пучок моркови, что вырвала из грядки на суп, так, чтобы земля окончательно отвалилась, и выглядела покорительницей этих мест.
Младшенькие, услышав отцовский голос, шумными зверьками выбежали из комнаты на порог, а голосистая Донни, резвясь от радости, залаяла им в ответ.
Семья в полном составе своим воссоединением показала идиллию этих мест и удалилась с порога в дом.
Итак, в доме Дженсенов царило спокойствие, несмотря на то, что Эми с Генри были беспокойными детьми.
Небольшая прихожая, пестреющая цветастыми обоями, с напольной вешалкой для верхней одежды и ключницей прямо за ней, была уютной и милой. С добавлением незначительных элементов декора в виде пучков высушенных трав, подвешенных за ниточки прямо на коридорной стене, пространство наполнялось деревенскими запахами, что зачастую
Миленький коридор тянулся до зеркала в пол, переходя в небольшую кухоньку, стены которой, нежно-бирюзового цвета, успокаивали любой раздражённый взгляд.
Там, возле окна, мостился практичный кухонный гарнитур с чудесными элементами декупажа на дверцах. А в центре, застеленный кружевной скатертью, белел круглый стол, под который были задвинуты белоснежные резные стулья с вкраплениями золотистого металла на спинках в виде незамысловатых ромашек.
Да, рука Мари чувствовалась в каждой детали этого дома.
Направо от кухни сонной теменью зиял проход в гостиную с огромным кирпичным камином и расписными вазами для живых цветов, по большей части синего вереска.
Из гостиной, сделав несколько шагов, можно было попасть в комнату родителей, ничем, увы, не примечательную, кроме разве что разноцветного ковра, лежащего на полу.
Детская Эми и Генри находилась шумной крепостью по коридору налево прямо перед кухней. Там зачастую царил оголтелый хаос, и не только из-за игрушек, разбросанных на полу. Дети любили скакать, кричать, а то и кидаться чем ни попадя. Что же касалось «бастиона» Сэл, так она называла свою комнату, то это была незначительная пристройка к дому, вход в которую алел предупредительной надписью сразу за прихожей: «Вошедший смерти покорится». Дети туда и носа не совали, а Мари всегда стучала.
В этой комнате книги, аккуратно разложенные по полкам, сменяли прекрасные композиции высушенных цветов в картинах. Небольшой глобус на комоде, чертежи Лофотенских островов, замысловатые вычислительные формулы на белых листах – всё здесь пахло Сэл. За комодом громоздилась белоснежная кровать, украшенная бусами на металлических спинках. Над кроватью большое окно впускало в просторы комнаты лучи солнца, а по ночам сквозь него можно было наблюдать за звёздами.
На кухне на газовой конфорке вовсю кипел луковый суп.
– Ты голоден? – Мари, усадив мужа за обеденный стол, забрала у него багажную сумку.
Франк слегка занервничал, смотря то на свою сумку с таинственной вещью, то на прекрасную жену, застывшую в ожидании ответа, и, чтобы озадачить её другой целью, нежели распаковкой багажа, он ответил любимой с несвойственной его характеру твёрдостью:
– Голоден, как зверь на привязи, – сказал он. – Оставь вещи на потом и накорми меня.
Эми и Генри, резвясь, повисли на отцовском плече и не спешили уходить. Тогда Мари, вручив сумку Сэл и указав ей на комнату, буквально оторвала младшеньких от отца.
– Отец устал, проказники. А ну-ка марш отсюда.
Эми, скорчив конопатое личико, взяла брата за ручку и повела, словно плюшевого медвежонка, прочь, недовольно что-то бубня себе под нос.
На газовой плите уже остывал подогретый суп, но Франк, поцеловав Мари, попросил дать ему ещё минутку, удаляясь от неё поспешнее ветра.
В комнате родителей, напоминающей Сэл лишь о серых буднях, было минимум мебели. Комод, стол, кровать и шкаф, незатейливо расставленные по углам, наводили тоску. И лишь старый разноцветный ковёр на полу давал хоть какие-то надежды на подъём настроения.