Коронация в сумерках
Шрифт:
Сад поливала, полола,
Счастлива быть при деле.
Вся-то в хлопотах Элли.
А жить так мало.
Элли, о Элли, Элли!
Кто-то к тебе приходит.
Элли, о Элли, Элли!
Кто-то вокруг нас бродит.
Разве для канители
Созданы мы, о Элли,
Разве одни мы в черных
Ночей постели?
Ветер снаружи – воет,
Осерчал – не на шутку!
Рифмы – в полном разброде,
Песик –
Элли, о Элли, Элли!
Американский эпос
Взял тебя в менестрели
И в бурь поэты.
Стены трещат, бьются стекла.
О Элли, Элли!
Гаснет огонь в очаге твоем.
Мрак и холод.
Элли, о Элли – зачем этот свет
Так молод!
Элли, смелее…
Вперед, ma belle…
Полетели.
Во времена пророков
Ангелы здешних небес пронизаны нами.
Сумраком околдован весь край дремучий.
Если не пал – не заслуга, а только случай.
Курится воздух холодный парным дыханьем.
Агнцы, курчавясь, толкутся в проходе хлева.
Что там пастух, не торопится их в загоны;
Что там овчарка скулит, если время – оно…
Тусклого света крыло – обвисает слева.
Вон, за углом, он лежит. В кошеле заветном
Было всего ничего. Раздраженно хмыкнув,
Вор обтирает нож об одежду жертвы.
Агнцы растерянно блеют. О них забыли.
Глупую псину походя прирезая,
Вор до дому идет, пригасив светильник.
Двери жена открывает – полунагая,
Заспанная… И враз оседает, притихнув.
Так не годится. Он хочет ее в сознанье.
Должен же он получить в этот раз хоть что-то.
Бьет по щекам. С влажным звуком входит в тесноты.
Блеск закатившихся глаз пустотою манит.
Кончив, пускает под нож. Туда и дорога.
Что ей без мужа мыкаться. Жизнь – не шутка.
Только вон там, в углу – колыбелька будто…
Вор выдыхает проклятие в адрес Бога.
Разве все это так уж необходимо?
Шел бы и шел, не прельстившись, сегодня мимо!
Ладно. Неважно. Наверно, судьба такая…
Только и сам оседает, за грудь хватаясь.
Агнцы совсем разбрелись. А над кроваткой
Ангел стоит с сердцем в руке железной.
Смотрит ребенок в лицо его – сонно, нежно.
Он не кричит. И заплачет лишь раз, украдкой.
Ведь ангелы здешних небес пронизаны нами,
И
Луна и Солнце
А р т е м и д а:
Брат, что печалишься ты?
Хватит со старшими время
Тратить в собраньях унылых,
Что и Дионис не скрасит.
Вот я – бродила по лесу…
Помнишь, как много играли
В нем мы? За мною ходил ты
Всюду, за старшей сестрою.
Я олененка добыть –
Ты же его отпускаешь;
Только намечу я цель –
Сразу навзрыд ты заплачешь!
В пору голодную мы
Думали: смерть наша близко.
Вдруг нестерпимым кругом
Светом исполнился Делос;
Заколосились поля;
Сладостный плод нам деревья
Сами роняли с ветвей;
Нимфы явились, и нектар
Влили в иссохшие губы;
И объявил наш отец:
Что ж, ты прошел испытанье.
Ты. Но мы были с тобой.
Нам за послушность награда
Тоже была – но иная…
Труден твой путь, и один ты
Часто на нем остаешься.
Все же я с грустью смотрю,
Жду у костра на опушке:
Вдруг ты придешь, улыбнешься,
Сядешь, как водится, рядом,
Голову склонишь устало,
С жизнью простою в согласье,
В сладком и полном покое,
В неге и тихом смиренье…
А п о л л о н:
Я и точу эту негу
Миру вечерней порою.
Гелиос возненавидел
Путь свой сверкающий после
Гибели сына несчастной –
Отдал он мне колесницу.
Радостно мне быть возницей.
Там я один. Только небо,
Путь – роковой, но привольный.
Запад меня принимает:
Там я схожу к тихим водам,
Там приучаю я снова
Землю – огня не бояться,
Пламя же – гаснуть без страха,
Сон мирозданью даруя.
Там я один наконец-то,
На берегу на последнем,
Мира на самом краю.
Там только рокот прилива,
Однообразный и нежный,
Как колыбельная Лето.
Там хорошо и пустынно –
На берегу на последнем.
Разгоряченные кони
Там остывают в прохладных
Волнах, и, пышущих паром,
Их омывает прибой…
Повторение пройденного
Над нами – долгий ветер
И сумрачные дни,
Как будто бы на свете
Остались мы одни.
Струится в наших пальцах
Забывчивый песок,
И кто-то, улыбаясь,
Манит дитя в лесок.