Коронка в пиках до валета
Шрифт:
— Или здесь, — говорит, а сам на других смотрит, — или здесь, или 45, или 40 и 5. Как читать?
Никто ничего не понимает. Во все глаза смотрят, куда палец Ильи уперт. А там, на карте, — место пустое: ни горы, ни города нет! Пусто, белая бумага! Вот оказия!
Кузьмич и говорит:
— Ну, верно, на энтом месте и найдете либо Павла Ефимыча, либо клад какой! Поезжайте, авось, что и найдете. Ну, а я насчет каретки отправлюсь.
Неделю пропадал Кузьмич. Явился наконец, даже с лица спал. Однако ухмыляется и радостно носом шмыгает.
— Узнал! Все кареты питерские пересмотрел, со всеми извозчиками знакомство
— Капитан Неведомский! — воскликнула Марфа Петровна. — Да ведь это — командир моего мужа! «Тюленем» командовал.
— Может, и он, — сказал Кузьмич, — только он померши… недели две, как померши… А осталась супруга его и сын. Взрослый… служит уже… Ее звать Валентина Иванов на, а сына — Владимир Анатольевич.
— Ну да! так и есть! капитана-то звали Анатолием, кажись, Павловичем, что ли?
Наступило молчание. Первая заговорила Марфа Петровна:
— Ну, что ж теперь делать?
— А вот, что делать, — сказал Кузьмич. — По справкам, люди они душевные. Коли хотите спокойно свои деньги получить, сколько там вам назначено, сидите спокойно, молчком, будто ничего не знаете. А коли узнать что хотите (может, они и знают), то ехать надо для разговоров обязательно. Хотите, и я с вами поеду?…От меня не отвертятся! Потому я сам крючковат. Так прямо в лоб им и вдарить. Авось, что и узнаем. А вообче ехать вам одной не годится, потому здесь как хотите, а, — Кузьмич понизил голос, — уголовщиной пахнет. Носом чую, — добавил он и так при этом носом дернул, что Марфа Петровна даже вздрогнула.
…В ближайшее же воскресенье Марфа Петровна и Кузьмич стояли у дверей, на которых сверкала медная дощечка с надписью: «Анатолий Павлович Неведомский».
Кузьмич решительно дернул ручку звонка. Камердинер раскрыл дверь.
— Валентину Ивановну Неведомскую надобно видеть, — сказал важно Кузьмич. Он на этот торжественный случай даже у Петра Петровича его новый виц-мундир выпросил, в бане помылся, побрился, словом, вид имел авантажный.
— По какому делу? — сухо спросил камердинер. — Ежели по бедности…
— По делу личному и не терпящему отлагательства, — продолжал свою линию Кузьмич.
— Как доложить? — спросил камердинер.
— Доложите Аким Кузьмич Дерунов… с сродственницей. Так и скажите: Дерунов, мол.
Камердинер не ввел их в переднюю. Дверь перед носом захлопнул.
— Он? — спросил Кузьмич.
— Он самый, — заговорила Марфа Петровна. — И рост, и баки, и голос…
Камердинер открыл двери и ввел молча Марфу Петровну и Кузьмича в переднюю. Хотел Марфе Петровне помочь салоп снять, да она законфузилась, — не далась — сама из салопа вылезла, сама и на вешалку повесила… Вошли в гостиную. Не очень чтоб большая комната была, однако убрана великолепно. Мебель мягкая. Ковры на полу… На стенах картины. Вазы в углах наставлены китайские.
Сидит Марфа Петровна еле жива, на самом кончике кресла. А Кузьмич даже развалился этак вальяжно. Храбрость напускает.
Вошла седая дама, вся в черном, бледная; грустно так на вошедших посмотрела и спрашивает:
— Что угодно? Я — Валентина Ивановна Неведомская.
Кузьмич подскочил и рекомендуется:
— Дерунов
Как только дама фамилию Мишуриной услыхала, сразу в лице переменилась и даже обе руки вперед протянула, будто для самозащиты. Потом собой овладела, лицо приветливое сделала и даже улыбнулась будто.
— Чем могу вам служить? — спрашивает.
— Ну, Марфа Петровна, расскажите, в чем наше дело, — говорит Кузьмич.
— Дело наше в том, — говорит Марфа Петровна, — что я от вас, сударыня, недавно сундучок получила моего мужа.
Хозяйка опять смутилась и даже перебила Марфу Петровну:
— Позвольте!.. при чем же здесь я? Никакого сундучка я не посылала.
Растерялась Марфа Петровна, на Кузьмича смотрит — не знает, что дальше говорить.
Кузьмич видит, дело плохо, сам вмешался, говорит:
— Сударыня, мы доподлинно знаем, что и деньги, две тысячи, и сундук посланы вами. Да вы не беспокойтесь… Мы люди смирные, очень вам за все благодарны, а главное пришли узнать о судьбе мужа Марфы Петровны. В ваших письмах неоднократно вы утверждали, что он де жив. Теперь вещи его в ваших руках оказались. Ясно, что вы о супруге Марфы Петровны знаете больше, чем она сама… Сударыня, мы знаем, что вы потеряли супруга своего недели две назад. Войдите же в положение женщины — она перед вами, — Кузьмич показал на Марфу Петровну, — которая четыре года не знает ничего о муже! — И Кузьмич из кармана платок красный вытянул и к глазам приложил.
Во время речи Кузьмича хозяйка медленно подымалась, крепко держась за кресла обеими руками, словно, упасть боялась. Пока Кузьмич глаза вытирал, она уже стояла, без кровинки в лице, без движения, как статуя мраморная, смотрела куда-то поверх Кузьмича и Марфы Петровны.
Когда Кузьмич комедию с красным платком окончил и в карман его засунул, заговорила она, заговорила холодно, бесстрастно так:
— Тут есть тайна, — сказала она, — тайна, которую я не могу вам открыть… потому, что я сама ничего не знаю. Мой покойный муж унес ее с собой в могилу… Одно могу сказать, эта тайна, по-видимому, очень мучила моего мужа… может быть, ускорила его смерть!.. Почему-то мой муж считал себя в долгу перед вами и вашей семьей, и по его желанию я посылала вам деньги. Он считал, что этот долг равняется 6000 рублям. Я вам выслала 2000 — остается вам дополучить 4000. Если желаете, я могу внести эти 4000 в течение ближайшей недели, и тогда денежные отношения наши будут закончены.
Что касается до сундука, то он все время был у моего мужа. Почему, я этого не знаю. Перед смертью он распорядился о пересылке его к вам. Вот все, что я знаю.
Марфа Петровна поднялась. Но Кузьмич удержал ее:
— Конечно, сударыня, Валентина Ивановна! В таком случае, ежели тайна унесена вашим супругом, так сказать, в другой, горний мир, нам, прозябающим пока в земной юдоли, делать больше нечего. Но вот… позвольте вас задержать. Во-первых, конечно, нам желательно получить 4000, как вы изволили сказать, в течение ближайшей недели — это первое. А второе, не можете ли вы сказать, эта цифра в 6000 рублей какими документами установлена или так… на глаз… произвольно?