Короткая история жизни Пофунтия, Крестьянина Волшебницы. Дварф

Повесть моя пряма и крепка аки и положено быть жизни каждого достойного сына отца Скалы и матери Земли. Родиться мне довелось в кряжий год Стальной наковальни, пятого кулака, от рождения правительницы человеческой империи, той что уже трётья от раскола подземного Царства. Свет увидел в малом наземном анклаве Чугунный Долл, что у долины Горькой Памяти.

Анклав наш, не то чтобы большой, и не самый богатый из общин наземников, но достойный и приличный. Законы предков мы чтим и почтения традициям не забываем. Пусть и нет вокруг

следов Творца Гор и скалистых утёсов, но уж до недр материнских шахт мы пробить смогли, так что не бедствуем.

Вот и отец мой с матерью, приняв и проверив первую мою самовыкованную наковальню, хмыкнули и именовали меня: "Пофунтир, Добрый Хват".

Матушка моя добротная дварфка, мудрости большой, никогда поперёк слова отцовского не зыкала, за что и чтима в семье была сильно и долю свою женскую знала и вела в почтением. Каменный домишко наш, спроектирован ею акраз после свадьбы, был добротен и возведён с розумением, за что и дом наш славен был промеж соседей. Всегда был чист он и опрятен, а подвал не знал запустенья ни в пиве ни в мясе.

Весьма батюшка горд был матушкой моей, но по наставлению предков спуску не давал, но и кулака не показывал, за глаза, улыбался сквозь бороду, любуясь осанкой крепкой, да рукой хозяйской.

Впрочем, за кого попало и не отдали бы отцы матери моей её, немало пришлось испытаний пройти бате, пока Старшие в роду материнском не решили, что дварф он справный, и бороды брить от позора родственного им не придётся за решение своё пустобрежное.

Но по другому и быть не могло, ведь не абы кто батя у меня. Много ль вы найдёте воев достойных, что в свои неполные сто сорок лет смогли бы хирд собрать и в долине этой жизнь наладить, обороняя от племён зеленокожих да люда бездомного-перекатного. Вот тото же, что почитай с трёх родов, покинувших лоно подземное, батя один такой и есть, да ещё и мастер-коваль редкостный.

Но чести особой в деле бранном ни батя ни остальные из родичей наших не видывали, зато за мудрость, основательность и руки золотые на сходке Старейшие постановили, что Таном ему быть и секиру клановую, что от Царя Подгорного историю ведёт, хранить.

Так что растили меня родители мои правильно, сызмальства к труду и разуму наставляя, не без тумака любовного и пива пенного, само собой. Матушка с первых дней о строительстве и недрах сказки сказывала, наставляя о жизни и пропитывая мудростью былин родовых и любовью землицы родимой. А кому ещё учить дитятко знаниям пород скальных и мудрости штолен, как не женщине, что недра и жильё нутром своим чует.

Так, что к отцу на наковальню попал я уже дварфом правильным, со знанием Алфавита Рун Малых, и умением стену аль Замок отстроить. Не то чтобы мудрость невиданная, но куда ж чурбаном безмозглым лезть не зная, ни как кувшин пива ухватить, ни чем киянка от колотушки али молота отличается. Ну а поработав в штольне и стройке, почувствовав родство и мудрость тверди земной, можно уже и к труду мужскому подходить, в кузне у горна постоять, али кувалдой отцу помочь волю металла воплотить.

Так и живём, трудом честным да мудростью предков путь прокладывая

сынам своим.

Вот и отец обмолвился, что пора бы и мне Клан поддержать. Борода густая, до пояса вытянулась, руки крепки, словоблудом никогда не был, "Творение" первое свершил, секиру познал и крови хлебнул, стало быть можно и к браку подпускать, авось не посрамлю кровь родную и память предков. А то что жену без меня выберут, так и правильно это. Какие года мои, гордыня одна, а Старшие и меня знают и долю мне отсыпят не скупясь, не чужак же. Как никак своя кровь, близкая, не дальше седьмого роду каждому.

Так что посидеть можно в спокойствии, попалить табачок в трубке пока они там совещаются в Общинном доме. День то Праздничный, к труду Запрет сегодня. Страсти и страхов в сердце много быть может, как в день имянаречения. Не годно сейчас металл оскорблять. Чего, ржа не побери, рука от мысли лишней дрогнет, убью любовь в предмете рождающуюся. Всё равно что дитятко искалечить. Уж лучше посижу трубку раскурю, пусть и чешутся руки взять жилу стальную, в горне согретую, и выходить её.

Но кто, там со стороны гор по тракту идёт? Странный путник. Из наших вроде, но белый как лунь, и в тряпках одних. Но шагает правильно, крепко, ровно. Трус или изгнанный так не ходит, не чуют они правды за собой, а это не идёт, а волю Отца Скалы несёт.

– Здравия желаю.
– Подойдя и не скрывая взгляда, поздоровался со мной он, выгадав время подумать.

– И тебе.
– Ответил я ему, кивнув на скамью у стены.
– Куда путь держишь?

– Куда дорога ведёт, туда и иду. Возможно и пришёл уже.
– Может и привела его дорога, кто ж её знает ... дорогу-то. А перстень твой "путник" я заметил, не простой ты проходимец, из рода королевского. Пусть и не прямой отпрыск, но и мы не люди, али ельфы, чтобы забывать кто мы есть через одно-пятое колено родства отделившись.

– Возможно и пришёл.
– Киваю ему, выпуская дракона дымного из под бороды в две косы заплетённой.

– Не продашь табаку малость? Своим не разжился.

– Отчего ж не продать, не угощать же. Золотой стоил мне узелок этот. С тебя больше не возьму.
– Передал запасной мешочек курительной травы, кивая ему.

– Чем живёте? Лишние руки не нужны?
– Как правильный дварф, поговорив о том о сём, наконец-то перешёл к делу гость. И Слова правильные сказал, не приживалка, а работник пришел, а что чужак, так может и сроднимся.

– Чего ж не нужны, всегда труд найдётся, к чему у самого рука лежит?

– Всего понемногу, и ничего по существу, но голова есть и руки свой путь найдут.
– Невольно скривившись от ответа детского, я отвернулся, чтобы не обидеть путника. Кто его знает жизнь его, а то что честный и врать не стал и то неплохо. Отцу бы его показать, нехай решает.

– Тану и старейшинам тебя показать надо, решат. Меня Пофунтир, Добрый Хват звать.

– Приятно, Юрий,КамнеГрыз я.
– Доброе имя, не Древолюб али Водопей какой. Камень Грызть, это не брагу хлебать, крепкий в воле своей, стал быть, упёртый. К добру это.
– А где Тан ваш?