Короткие интервью с отвратительными мужчинами
Шрифт:
К: Не согласен.
И: Я в переносном смысле.
К: Не согласен, что невозможно определить, чего они на самом деле хотят.
И: Вроде я не сказал, что это невозможно.
К: Хотя я согласен, что определить это в современной постфеминистской эре беспрецедентно трудно и требует серьезной дедуктивной огневой мощи и живого воображения.
И: В смысле, если б это было буквально невозможно — что бы с нами стало как с видом?
К: И я согласен, что нельзя полагаться исключительно на их слова о том, чего они хотят.
И: Потому что вдруг они это говорят только
К: Моя точка зрения — в основном можно вычислить, чего они хотят, в смысле, почти логически вывести, если попытаться понять их и понять их невозможную ситуацию.
И: Но нельзя просто следовать тому, что они скажут, это важно.
К: Здесь я уже согласился. То, что скажут, что хотят современные феминистки-слэш-постфеминистки — взаимности и уважения их индивидуальной независимости. Если будет секс, скажут они, то он будет по взаимному соглашению и желанию между двумя независимыми равными существами, в равной степени ответственными за их сексуальность и ее выражения.
И: Почти слово в слово как я от них слышал.
К: А это полная бредятина.
И: Они идеально усвоили этот жаргон расширения прав и возможностей, это факт.
К: Можно легко заметить, какая это бредятина, если помнить о вилке, которую мы уже обсуждали.
И: Не так трудно заметить.
Вопрос.
К: Что от нее ожидают сексуальную раскрепощенность, независимость и уверенность в себе, и в то же время она еще помнит старую дихотомию «уважаемая-девушка или шлюха» и знает, что некоторые девушки позволяют использовать себя в сексуальном плане из-за низкой самооценки, и потому боится, что ее могут увидеть как такую безотказную жалкую женщину.
И: Плюс помните, что постфеминистка теперь знает мужскую сексуальную парадигму и что женщины в корне отличаются…
К: Марс и Венера.
И: Вот именно, точно, и она знает, что женщина запрограммирована природой относится к сексу как к чему-то важному и долгоиграющему и думать в категориях отношений, нежели разового перепихона, так что если она сразу же соглашается и трахается, то она сама считает, что ею в каком-то смысле воспользовались.
К: Поэтому, разумеется, нынешняя постфеминистская эра — еще и постмодернистская эра, в которой предположительно все знают психологию, все семиотические коды и культурные соглашения, и предположительно все знают, из каких парадигм все исходят, и теперь мы как личности куда более ответственны за нашу сексуальность, раз осознаем и понимаем все наши действия.
И: И в то же время она все еще под невероятным чисто биологическим давлением «найти самца, построить гнездо и размножаться», например, возьмите и прочтите эту книжку «The Rules»(правила, селф-хелп книга) и попробуйте объяснить ее популярность с другой точки зрения.
К: Суть в том, что женщины теперь должны быть ответственны и перед современностью, и перед историей.
И: Не говоря уже о чистой биологии.
К: Я уже включил биологии в категорию истории.
И: То есть ты говоришь об истории больше в духе Фуко.
К: Я говорю об истории
И: В общем, суть в том, что для женщин это невыносимое бремя.
К: На самом деле суть в том, что они просто логически несовместимы, эти две ответственности.
И: Даже если современность сама исторический феномен, как сказал бы Фуко.
К: Я просто говорю, что никто не может соблюдать два логически несовместимых предполагаемых вида ответственностей. Тут история не причем, только простая логика.
И: Лично я виню СМИ.
К: И какое же решение.
И: Шизофренический медиа-дискурс, как например «Космо»: с одной стороны будь свободна, с другой — обязательно найди мужа.
К: А решение — осознать, что современные женщины поставлены в невозможную ситуацию в плане их предполагаемой сексуальной ответственности.
И: Я могу купить бекон мм мм мм мм пожарить на сковороде мм мм мм мм (реклама духов Энджоли,
К: И таким образом, они естественно будут хотеть того, чего бы хотел любой человек с двумя вечно взаимоисключающими друг друга ответственностями. То есть избавиться от них.
И: Спасательный люк.
К: В психологическом плане.
И: Черный ход.
К: Отсюда вечная важность — страсти.
И: Они хотят быть и ответственными, и страстными.
К: Нет, они хотят испытать страсть такую всеобъемлющую, ошеломляющую, мощную и непреодолимую, что та сотрет любую вину или напряжение, которые они чувствуют, когда предают свои ответственности.
И: Другими словами, они хотят страстного парня.
К: Они хотят потерять голову. Чтобы их сшибло с ног. Унесло на крыльях. От логического конфликта между ответственностями невозможно избавиться, но можно избавиться от постмодернистского осознания конфликта.
И: Сбежать. Отрицать.
К: Это означает, что глубоко внутри они хотят мужчину, который будет таким ошеломляюще страстным и мощным, что у них не будет выбора, что их чувства больше их обоих, что можно забыть, что есть вообще что-то похожее на постфеминистскую ответственность.
И: Глубоко внутри они хотят быть безответственными.
К: Пожалуй, в чем-то я соглашусь, хотя не думаю, что их можно за это винить, потому что, по-моему, это подсознательное желание.
И: Это своеобразный лаканианский крик в незрелом подсознании, как подсказывает психологический жаргон.
К: Я хочу сказать — оно и понятно, да? Чем тяжелее давят эти логически несовместимые ответственности на современных женщин, тем сильнее их подсознательное желание ошеломляюще мощного, страстного мужчины, который поможет отбросить их смысловую вилку как неважную, ошеломив их страстью так, что они позволят себе поверить, что ничего не могут поделать, что секс больше не вопрос сознательного выбора, за который они ответственны, что если кто-то и несет здесь ответственность, так это мужчина.
И: Что объясняет, почему чем фанатичнее так называемая «феминистка», тем сильнее она на тебя вешается, когда с ней переспишь.