Короткие встречи с великими
Шрифт:
В конце августа 1949 года в Москве состоялась Всесоюзная конференция защитников мира, в которой мне пришлось участвовать, сопровождая одного иностранного гостя. Однажды на утреннем заседании (деле происходило в Колонном зале Дома союзов) объявили: «Сейчас выступит Шолохов». Но писатель не появился, произошла досадная заминка, вместо него выступил следующий по очереди оратор. В кулуарах мне объяснили, что Шолохов не мог выступить, так как оказался мертвецки пьян.
Он выступил только на следующий день, трезвый и нормальный, произнеся с трибуны речь в обычном своем стиле – с юмором и подковырками.
10 ноября 1957 года.
Отмечу, что имелась в виду не совместная поездка двух «лекторов», а раздельные командировки. Обоих персонально запрашивало Общество германо-советской дружбы.
Ольга Игнатьева в своё время была чемпионкой СССР по шахматам. С этой дамой отнюдь не шахматной наружности – хрупкая, субтильная блондинка – я справился довольно легко и поездку её в ГДР организовал без особого труда, хотя она и умудрилась выехать с запозданием. Сложнее оказалось с Шолоховым.
Кажется, кто-то (возможно, сама Попова) уже предупредил его о поездке, но дело с места не двигалось. Назначенный срок – ноябрь – оказался явной утопией, передо мной стала задача отправить его хотя бы в январе.
16 декабря я позвонил Шолохову, который оказался в Москве. Зная, что имею дело с классиком, положив по окончании разговора трубку, я тут же на всякий случай записал весь ход беседы. Воспроизвожу:
– Хочу выяснить вопрос о вашей поездке в ГДР – в январе.
– Почему не в декабре?
– У немцев рождественские каникулы.
– A-а, понятно… Буду решать вопрос в ЦК, я из ГДР собираюсь прямо в Англию. Вот после пленума, на этих днях, всё выясню. Какая моя роль будет в ГДР?
– Выступления о литературе.
– Этого мне не хотелось бы. Я предпочёл бы как турист.
– Всё равно этого не избежать, там уже знают, что вы должны приехать, готовятся разорвать на части. Беседы провести придётся.
– Да, конечно, этого не избежишь. (Далее речь зашла о паспорте.) Не беспокойтесь, паспорт, билет – я вас обременять не буду, всё сделаю сам… Да, там какие-то журналисты немецкие меня разыскивали, какой-то подарок хотели передать.
– Это Бекир (фотожурналист из ГДР), он вас не застал в Вёшенской, хотел передать вам охотничье ружьё.
– Зачем же они расходуются? Зря.
– Я разыщу его, выясню, вам позвоню.
– Я сам вам позвоню в пятницу, товарищ Федосюк. Какой ваш телефон?
Но ни в пятницу, ни в другой день звонка не последовало. 4 января я позвонил ему сам на Староконюшенный [38] по «тайному» телефону, номер которого он мне доверительно сообщил.
– А, пропащий Федосюк! Спасибо за ружьё, мне его передали. Нет, поехать не могу, работаю над книгой – «Поднятая целина», вторая часть.
38
Имеется в виду московская квартира М.А. Шолохова в Староконюшенном пер., в которой писатель, постоянно проживавший в станице Вёшенской Ростовской обл., в описываемое время останавливался в Москве.
– Так и сообщить Обществу?
– В Общество?
Так поездка и не состоялась. 16 января я докладывал на заседании правления ВОКС о командировании лекторов в ГДР, почему Игнатьева выехала с запозданием. Обстоятельно сообщил об отказе Шолохова. Претензий ко мне не предъявляли, вопрос сняли с контроля.
На этом моё общение с классиком и кончилось.
Дмитрий Шостакович
Д.Д. Шостакович
Фотография с дарственной надписью: «Дорогому Юрию Александровичу Федосюку с лучшими пожеланиями от Д. Шостаковича. 15 VI 1953. Вена»
Удивительно, что природа одарила столь выдающегося человека ничем не примечательной внешностью [39] . Всё самое обычное, непамятное: рост, сложение, черты лица. О таких в документах пишут: «Особых примет нет». Я близко видел многих известных советских композиторов своего времени: А. Хачатуряна, Д. Кабалевского, Р. Глиэра, Ю. Шапорина, В. Шебалина – все они отличались внешностью запоминающейся. Шостакович, самый знаменитый из всех, внешне был самым неприметным, «неиндивидуальным». Карикатуристы могли «ухватиться» только за фонтанчик волос на макушке и чуть заострённый нос, что иногда придавало ему сходство с нахохлившимся воробьём. Но только иногда, эпизодически; вообще же эта аналогия случайна. Интеллигент – несомненно, «очкарик» – и более ничего о внешности его сказать было нельзя.
39
Шостакович Дмитрий Дмитриевич (1906–1975) – выдающийся советский композитор, народный артист СССР, доктор искусствоведения. Автор множества опер, в том числе «Катерина Измайлова», симфоний, ораторий и др.
Впервые данный очерк Ю.А. Федосюка о Шостаковиче был в сокращённом виде опубликован в журнале «Советская музыка» (1991. № 9).
Впервые я увидел его на эстраде Колонного зала Дома союзов на Первом съезде Союза композиторов в 1948 году. Тихон Хренников в обширном докладе подверг уничтожающей критике «композиторов-формалистов, оторвавшихся от народа», и в первую очередь Шостаковича, досталось ему и от других ораторов. Выступавшие либо каялись, если были причислены к формалистам в печально известном постановлении Центрального комитета коммунистической партии об опере Мурадели «Великая дружба», либо сами обрушивались на этих формалистов. Все с нетерпением ожидали: что-то скажет Шостакович, формалист номер один?
И вот вышел невзрачный человек в очках и быстрым интеллигентским тенорком без бумажки и явно неподготовленно произнёс довольно спокойную речь: о том, о сём, что музыка, дескать, должна быть близка народу, что сам он сейчас работает над тем-то и т. п. Удивило отсутствие в выступлении ноток покаяния. Он как будто и не чувствовал себя обвиняемым, говорил о том, что можно было бы сказать в любое другое время. Ему недоумённо похлопали и отпустили с миром: дескать, большой ребёнок, не осознал по-настоящему. Только сидевший через ряд от меня композитор В. Захаров, человек резкий и грубый, отпускал во время речи Шостаковича язвительные реплики в его адрес, но не в полный голос.