Короткий путь на дно
Шрифт:
Хотя Шариф и знал русский язык хорошо, прожив несколько лет в России, но откровенной издевки он не уловил. А дядю Сашу, который занимался устройством судьбы Шарифа в России, было, конечно, жаль. Очень Шариф уважал старого капитана. Не найдя, что ответить, сомалиец сказал, как бы размышляя в слух:
– Матвеича на палубе видел. Он тоже с вами плавает?
– Плавает. Развалилась команда, когда наше корыто списали на металлолом. Ну, а ты как поживаешь, Шурик?
– Так вот, – ответил Шариф, неопределенно мотнув головой.
– Пиратствуешь?
– Да, – ответил Шариф односложно, остро
– Как же тебя занесло на эти галеры? Раньше вроде за тобой склонность к воровству не замечалась.
– Воровству? – повысил голос Шариф, но спохватился, понимая, что может разбудить напарника. – Воровство – это когда крадут то, что плохо лежит. А мы не воры. Мы честно в бою забираем то, что нам нужно.
– Честно? – сухо рассмеялся моряк. – Ударить совершенно постороннего человека в морду, наставить автомат и отнять то, что тебе не принадлежит? Это, конечно, честно! Это, Шурик, бандитизм. Это посягательство на чужую собственность. А как быть с посягательством на чужую жизнь и свободу?
– Вас взяли в плен в бою…
– Какой бой! Напасть на безоружных людей – это бой? Отнять деньги и жизни у тех, кто не может оказать тебе сопротивление, – это разве благородное дело?
– Ты все неправильно понимаешь, – возразил Шариф, – потому что не жил нашей жизнью. Почему одни люди должны жить в сытости, а другие голодать? Почему никому из вас нет дела до голодающих сомалийских рыбаков? Почему вы все можете спокойно жить, когда в мире столько бедствующих людей, которые умирают от болезней и голода?
– Господи, о чем ты говоришь, Шариф! – возмутился моряк. – Весь мир виноват в том, что творится в твоем государстве? А ты сам что сделал, чтобы изменить положение в своей стране. Я смотрю, тебе нравится бряцать оружием? Так возьми его и борись со своим правительством, из-за которого вы голодаете!
– Ты знаешь, сколько у нас длится гражданская война и всякие междоусобицы. И к чему все это привело? Ну соберу я единомышленников, ну встану против правительства – все равно все закончится дележкой власти и новыми междоусобицами. Нет уж! Я хочу помочь только своей деревне, и помогаю, как умею.
– Учиться тебе надо было, – устало сказал русский, – тогда, может быть, и понял бы, что к чему. А ты сбежал. Легких путей все ищешь.
– Сбежал? – переспросил Шариф со злостью. – А кому я там, у вас, был нужен? Так же как и здесь – никому. Пока дядя Саша мне помогал, все было еще терпимо, а как он ушел в море…
Шариф замолчал, только махнув с ожесточением рукой.
– Ясно, – подытожил русский, – всеми и на всех обиженный. Помнишь, как у нас говорят – на обиженных воду возят.
– Никто на мне не будет воду возить, – отрезал Шариф, – я сам буду на всех воду возить. И жить буду своей головой.
От возмущения и избытка чувств Шариф окончательно запутался в своих мыслях и не смог четко сформулировать то, что хотел сказать. Эти люди ведь совсем не знают, с чем он столкнулся, вернувшись из России. Многие сомалийские пираты не считают себя бандитами. И когда-то они действительно таковыми не были. После падения сомалийского правительства в 1991 году соседние страны начали незаконный лов рыбы в территориальных
Другие рыбаки начали грабить суда ООН, доставлявшие продовольствие в сомалийские лагеря беженцев. Они оправдывали это тем, что, если они не заберут продовольствие, его захватят полевые командиры. В их заявлениях была своя правда. Полевые командиры в 1990-е годы захватывали значительную часть гуманитарной помощи, поступавшей в Сомали.
Шариф не знал всех этих подробностей, не знал всей истории зарождения сомалийского пиратства. Но то, что он видел сейчас своими глазами, что ему рассказывали его земляки, убеждало Шарифа в правильности его выбора.
Некоторое время и Михаил Васильевич, и Шариф молчали. Другие моряки в глубине сарая за все это время не проронили ни слова, жадно прислушиваясь к разговору. Шариф прервал молчание первым.
– Вам нужно уходить отсюда, – неожиданно заявил он, – вы спасли когда-то мне жизнь, теперь я спасу ваши.
– А как же ты? Пойдем с нами!
– Нет. Я сказал уже, что сам выбрал свой путь и не сверну с него. Возьмите вон ту проволоку на полу и свяжите мне руки, чтобы все подумали, что вы на меня напали. Потом пойдете на юг. Там на шоссе попробуйте остановить машину. Вот вам деньги, – Шариф достал из кармана и протянул моряку несколько двадцатидолларовых купюр, – доберетесь до города – там ищите европейцев. Нашим не доверяйте.
– Что ж, и на том спасибо, Шурик.
– Пожалуйста, – угрюмо ответил Шариф.
Когда солнце поднялось над морем, все, кто остался в живых после неудачного последнего рейда, собрались около ариш Али – прямоугольной саманной хижины, крытой пальмовыми листьями. Это была единственная большая хижина в деревне. Она заметно выделялась среди других строений. Оседлые сомалийцы – земледельцы и рыбаки – строят в своих деревнях хижины цилиндрической формы, так называемые мундулло.
Жена Акулы выла в хижине, но никто не шел ее успокаивать. Горе было не только у нее. Этим утром пираты нарвались на французское судно, на борту которого оказались морские пехотинцы. Они открыли ответный огонь по пиратам. Отряд пиратов в это утро недосчитался троих бойцов, включая самого главаря.
Шариф со своим напарником, с которым он этой ночью охранял русских моряков, сидели в стороне и не участвовали в разговоре. Молодой пират был удручен ночным разговором с русскими, а его напарник считал себя виноватым в том, что уснул этой ночью. Весть о том, что заложники бежали, не произвела ни на кого большого впечатления. Скорее всего, пираты были даже рады, что избавились от этой обузы. Кроме Али, никто не знал, что с ними делать. Россия могла обратиться за помощью к местным властям. У Али везде были связи, а без него никто не решился бы разговаривать с полицией или военными, нагрянь они в деревню.