Коротков
Шрифт:
Задолго до войны Герман Геринг восстановил в Германии средневековый способ казни: палач отрубал осужденному голову огромным топором-секирой на плахе. С ростом числа смертных приговоров этот способ оказался малопроизводительным. Тогда вспомнили об изобретенной в XVIII веке гильотине. В тюрьмах Германии было сооружено 19 гильотин, в том числе в берлинской тюрьме Плетцензее. С их помощью приведение в исполнение смертных приговоров было поставлено на поток. Сама казнь занимала всего 11 секунд! Из сохранившихся документов, к примеру, известно, что в тюрьме Плетцензее палач Реттгер в марте 1943 года казнил 114 человек, в мае — 124 человека, в сентябре — 324, в мае следующего, 1944 года, 115 человек, в июле 99 человек… Тюремные власти были по-немецки
22 декабря 1942 года в специально оборудованном «доме смерти» тюрьмы Плетцензее, где имелись и виселицы, и гильотина, были повешены Шульце-Бойзен, Харнак, Шумахер, Грауденц, фон Шелиа и обезглавлены другие осужденные.
Жена Ганса Коппи Хильде на момент ареста была беременна. Ей позволили 27 ноября 1942 года родить в женской тюрьме на Барнимштрассе, 10 сына, названного в честь отца Гансом [120] . Хильду Коппи судили 20 января 1943 года и казнили 5 августа 1943 года вместе с Гансом Куммеровым, Адамом Кукховом, Одой Шотмюллер и другими.
120
В 1943 году бабушке удалось заполучить внука — по правилам детей осужденных полагалось отправлять в приюты, где им давали новые имена. Ганс Коппи-младший стал доктором наук, автором многих трудов по истории «Красной капеллы». Живет в Берлине.
Тюремным священником в Плетцензее был Геральд Пельхау. В 1963 году в Западном Берлине выпита его книга воспоминаний «Порядки в среде преследуемых». Вот что он писал:
«Когда день казни был определен, осужденного за сутки или за несколько суток помещали в особую камеру: камеру смертников. В тюрьмах Плетцензее и Бранденбург внизу находились камеры, превращенные в камеры смертников. Уже сам факт перевода в эту камеру давал знать осужденному еще до официального уведомления, что его час пробил.
Камеры смертников в Плетцензее были маленькие и холодные, ибо батареи замуровали в стену. Это должно было предотвратить попытки самоубийства… Освещение было тусклое. Лампа находилась в отверстии для вентиляции над дверью и еле-еле светила. Свет не гасили никогда, чтобы можно было наблюдать за заключенными все время…
В Плетцензее гильотина стояла в специальном бараке [121] для казней, который находился во дворике для прогулок в середине общего комплекса тюремных зданий. Барак представлял собой помещение без окон площадью примерно восемь на десять метров, стены барака были кирпичные, пол — цементный. Из него вела дверь в морг, расположенный в конце барака. В морге лежали штабелями деревянные ящики для трупов…
121
Это здание сохранилось. Сейчас в нем мемориал. Сохранились и крючья для прикрепления веревок, если производилась казнь через повешение. Гильотину почему-то убрали.
Барак был разделен на две части черным занавесом, который при помощи специального приспособления быстро раздвигался и задвигался. В заднем, меньшем, помещении стояла гильотина, скрытая занавесом. В передней, большей, части барака находился стол судьи.
В последние полчаса перед казнью приговоренным в камерах заламывали руки за спину и заковывали в наручники, затем раздевали до пояса. На казнь узник шел в деревянных сандалиях. Женщин стригли наголо, чтобы шея у них была открыта…
Осужденного, закованного в наручники, с обнаженным торсом вели в барак. После прочтения приговора в присутствии свидетелей прокурор, повернувшись к палачу, произносил сакраментальную фразу: «Палач, приступайте к выполнению своих обязанностей».
Только
Осужденному следовало встать рядом с вертикально стоящей доской с выдолбленной на уровне головы впадиной. В ту же секунду помощники палача опрокидывали его вместе с доской, которая была прикреплена на шарнирах, и сразу же поворачивалась на девяносто градусов. Таким образом, осужденный молниеносно оказывался в таком положении, когда его голова попадала прямо под нож гильотины. «Искусство» помощников палача заключалось в том, чтобы заранее определить рост жертвы. Палач нажимал на кнопку. Нож со свистом опускался, голова осужденного падала в подставленную корзину. И палач с такой же торопливостью задергивал занавес, страшная картина исчезала. И опять от скрежущего звука мороз продирал по коже. Став по стойке «смирно», палач выкрикивал: «Господин верховный прокурор, приговор приведен в исполнение!»
Казни проходили с интервалами в три минуты и обставлялись с мрачной торжественностью. Палач был одет в визитку, три его помощника — в черные костюмы. Присутствовавший неизвестно для чего член Верховного апелляционного суда (какие уж там апелляции!) был в красной тоге, прокурор в черной мантии, священник в черной сутане, чиновники из министерства юстиции — в зеленых вицмундирах, тюремный врач — в белом халате. На столе судьи стояли два высоких канделябра и распятие.
Присутствующие гости — да-да, на казнь приглашали гостей, и это приглашение считалось весьма почтенным! — тоже должны были быть в мундирах. На выдаваемых им пригласительных билетах, в частности, было указано: «На месте казни немецкое приветствие не отдается».
Осужденным тоже кое-что предписывалось заранее: чтобы они держали себя «спокойно и сдержанно».
Однажды, уже в 1943 году, выяснилось, что четырех заключенных казнили по ошибке. Ответственного за это чиновника «серьезно предупредили».
К вышесказанному остается добавить, что палач Реттгер получал за каждого казненного хорошие деньги. Не оставались без вознаграждения и надзиратели, препровождавшие осужденных из камеры к месту казни. За один такой вывод им выдавали… восемь сигарет.
За время следствия по делу «Красной капеллы» трое арестованных покончили жизнь самоубийством. Сорок девять человек были казнены — в том числе восемнадцать женщин и Эмиль Гюбнер… восьмидесяти лет!
Сорок человек были осуждены к различным срокам тюремного заключения, несколько сосланы в штрафные роты на Восточный фронт.
Прежде чем покинуть камеру внутренней тюрьмы гестапо, перед отправкой в «дом смерти» Плетцензее, Харро Шульце-Бойзен написал прощальное стихотворение и спрятал его в щель в стене. Об этом он сказал сокамернику, тоже смертнику. Тот, в свою очередь, сообщил о записке перед своей казнью новому соседу… Этот человек остался жив. После войны он пришел к руинам здания на Принц-Альбрехтштрассе и отыскал предсмертное послание «Старшины» людям:
Сирены вой в тумане И стук дождя в стекло, Все призрачно в Германии, А время — истекло… Да, жизнь была прекрасна… За горло смерть берет, Но смерти неподвластно, Что нас влекло вперед. Не убеждают правых Топор, петля и кнут. А вы, слепые судьи, — Вы не Всевышний суд.…Минуло свыше четверти века. Наконец-то Советское правительство по согласованию с правительством Германской Демократической Республики (переговоры проходили достаточно долго и отнюдь не при полном единодушии) приняло решение отметить государственными наградами героев антифашистского подполья.