Корпорация Алиса
Шрифт:
Бородач вдруг резко остановился, вгляделся мне в лицо, сжал губы ещё сильнее, превратив их в ниточку, в глазах сверкнуло непонимание.
– Ты не помнишь меня?
– Я ничего не помню до момента, как очнулась под камнями, – негромко ответила я.
– Хогг, видать, твоя дочь крепко приложилась головой, – шедший впереди тоже остановился и подошёл поближе, с жалостью на меня глянул. А я в ступоре уставилась на него. На краткое мгновение всё отошло на задний план. Напарник Хогга слабо напоминал человека: кирпично-красная кожа на его лице висела безобразными складками, болотного оттенка глаза с чёрными вертикальными
– Разберёмся, – сам себе кивнув, выдал Хогг и скомандовал: – Грой, поспешим, бабка Ерайя поможет.
И снова, но куда быстрее, наша троица двинулась сквозь тьму вперёд. Эта каменная кишка казалась бесконечной, я даже успела немного подремать несмотря на пульсирующую боль по всем телу. Сил держаться за реальность и подслушать становящегося всё более словоохотливым Гроя не смогла, а очень хотелось.
– Будь осторожнее, не урони дочь! – услышала я и очнулась.
Мы как раз шагнули из зева пещеры на плоскую площадку, которая имела довольно крутой спуск. Но не это меня шокировало, а увиденное впереди.
Это был самый настоящий подземный город, опоясанный внушительной крепостной стеной. Он раскинулся в центре невероятно огромной пещеры: бескрайние, скалистые своды уходили высоко вверх, теряясь во мраке, пронзённом тусклым светом люминесцентных кристаллов, растущих в камне. Они напоминали цветы, рассыпанные по всей пещере, их слабое мерцание создавало иллюзию звёздного неба.
Хогг, чуть притормозив и перехватив меня поудобнее, двинулся дальше – ему предстоял непростой спуск в долину. А я продолжала жадно впитывать новую информацию: часть домов сложена из грубо выделанного камня, даже на вид казавшиеся совершенно непреступными. И в основном они были трёхэтажными. Беглого взгляда на эти громоздкие творения разумных хватало, чтобы понять эти стены видели немало судеб, они словно служили символом непоколебимой воли многих поколений. Также приметила и строения из дерева – хлипкие лачужки в один, реже два этажа. Между зданиями тянулись узкие улицы, иногда их крыши соединялись мостиками. Город освещали стационарные фонари, их мягкий янтарный свет рассеивал мрак и позволял вести вполне нормальную жизнь.
В воздухе витал аромат редких подземных растений, которые выращивали на небольших участках прямо среди камня, плесени и ещё чем-то трудноопределимым. Всё здесь было подчинено своим законам, пока мне неведомым.
В целом царила атмосфера мрачности и безнадёги.
Интуиция кричала, что мне здесь не понравится. Верила ли я себе? Безусловно.
Тем временем под ход моих мыслей Хогг дошагал до кованых, широко распахнутых врат и беспрепятственно через них прошёл. Ни тебе охраны… А хотя… Стража была: трое мужиков бородатой и сомнительной наружности в знававшей лучшие времена гвардейской униформе, состоявшей из рубахи, поверх коей накинут кожаный нагрудник некогда благородного тёмно-алого цвета, в штанах из плотной мешковины, сапогах на завязках до середины икр. На поясе висели мечи, но я эти железки оценила как барахло и место ему на кладбище старья, такое даже на перековку отправлять стыдно; головы воинов "украшали" шлемы, больше похожие на помятые,
Охранники сидели сбоку от врат во вместительной сторожке. Широко распахнутая кривая дверь открывала картину, демонстрирующую леность и наплевательское отношение к своим обязанностям: один ковырялся в носу, затем рассматривал найденные в недрах сокровища с научным видом исследователя; двое других резались в карты. И никто из них не взглянул в нашу сторону.
А вообще, если есть ограда, значит, она от чего-то должна защищать, не так ли? Тогда отчего же эти стражи в ус не дуют? И почему это настолько меня заботит? Не всё ли равно?
Я перевела взгляд наверх, по бокам от ворот возвышались две дозорные башни, в них, наверное, есть ещё кто-то, кто бдит? Хогг и семенящий впереди страшный разумный, прошли дальше, углубившись в одну из боковых узких улочек, потому я осталась без ответа на свой вопрос.
Горожан с каждым пройденным метром становилось всё больше, а мои брови всё выше. Люди и нелюди. Вторых ненамного меньше первых. И расы, самые разные от гномов, до мелких гоблинов. И ещё несколько, как Грой, неясной мне принадлежности.
Мы свернули в проулок, быстро его пересекли и вышли к лачужкам, целый квартал бараков.
– Ерайя! – громко позвал Хогг, толкнув хлипкую калитку крайнего жилища.
– Чего орёшь, как оглашённый? – из-за угла кривого домика вышла женщина. Старенькая, с внушительным горбом. Тяжёлая ноша клонила её к земле так, что бедной бабушке приходилось напрягаться и поднимать голову с усилием, чтобы увидеть лицо Хогга.
– Дочь моя в беду попала. Под камнями её завалило, память отшибло, – довольно коротко описал ситуацию бородач.
– Лисску-то?
– У меня только один ребёнок, – бесстрастно заметил Хогг.
– Неси в дом, – фыркнула Ерайя.
Мой, по всей видимости, отец, согнувшись в три погибели, чтобы не удариться о притолоку, перешагнул через низкий порог и, особо не разгибаясь, прошёл вглубь одной-единственной комнаты. Уложил меня на узкую лавку, прикрытую каким-то мешком, характерно зашуршавший сухой травой. На потолке, куда ни посмотри, висели пучки разнообразнейших сухих трав, пахло необычно и даже горько. В носу засвербело и я чихнула.
– Хогг, поди прочь, мешаешь, на улице обожди, – фыркнула оказавшейся весьма шустрой бабка.
Хогг, бросив на меня сожалеющий взгляд, вышел, оставив нас наедине.
– Дай-ка, осмотрю тебя. Бедняжка, – вздохнула женщина, я терпела её не самые нежные прикосновения к своим ссадинам, не выдержала, только когда она рассматривала внушительную шишку на затылке. – Рана какая нехорошая, длинная, как ты выжила? Ох, ты ж! Диво дивное! – ахнула она, её пальцы замерли на уровне первого шейного позвонка, она зачем-то несколько раз на него нажала, сделала паузу и затем повторила.
Я лежала на боку, лицом к стене и не видела лица лекарки. Но её вздохи, полные удивления трактовались однозначно: что-то сильно изумило старушку.
– Твоя звезда. Она пропала. Нет её…, – прошептала в итоге. – Ладно, жива и ладно. Полежи так, рану надо зашить. Само теперь оно нескоро срастётся.
Что за звезда? Голос старушки стал очень жалостливым, будто она с калекой беседует.
– Полежи пока, настойку тебе одну дам, от неё в сон клонит. Пока спать будешь, зашью, боли не почувствуешь. Очнёшься, как новенькая.