Корпорация Богги
Шрифт:
И вот теперь я вынуждена принять решение, которое долго откладывала, а именно: кто сменит меняна посту генерального директора «Э. Богги, Инк.». Мной всегда владело глубочайшее желание передать совместное управление компанией вам обоим, но я понимаю, что это невозможно. Вы не сумеете найти в словаре слово «совместный», даже если я наложу на словарь заклятие и велю ему укусить вас за задницу. Как можно описать ваши отношения? Кошки против собак? Хэтфилды против Мак-Коев? «Пепси-Кола» против «Кока-Колы»? Как?
Если я поручу вам объединенное управление «Э. Богги, Инк.»,
Поэтому я приняла следующее решение: только один из вас унаследует управление компанией, а также мое поместье. Который из вас? Пока я думаю об этом. Честно говоря, хотя я и люблю вас обоих, такими, как вы есть — цельными и неповторимыми личностями, — люблю всем сердцем, не судя, как любит всех своих чад Мать-Земля, но если говорить о вашей деловой смекалке, ни один из вас пока не поразил меня оной. Я бы даже так сказала: ваша означенная деловая смекалка гроша ломаного не стоит. Теперь насчет способностей к лидерству. У меня есть сильное подозрение, что, если бы каждый из вас столкнулся со стайкой леммингов, уже успевших сигануть вниз с края скалы, вам вряд ли удалось бы уговорить их завершить прыжок.
Вероятно, я говорю вам о том, что вы и так уже знаете. Возможно, вы работали на «Э. Богги, Инк.» исключительно из чувства долга перед семьей, а не по призванию. И если последние несколько лет вы прожили, перекладывая с места на место бумажки и не удосуживаясь поразмыслить о людях, стоящих за этими бумажками, то вот вам шанс красиво выйти из игры и поискать свою истинную дорогу в мире. Если кто-то из вас сам пожелает отказаться от дел, сделайте это, и сделайте это побыстрее. Снимите с моих плеч тяжкую ношу решения.
Пожалуйста.
С любовью, Эдвина.
Три авторучки закупорили себя колпачками и вернулись в шкатулку. Одна копия письма перелетела через комнату и аккуратненько улеглась в папку-скоросшиватель на полке призрачного архивного шкафа, который сразу же исчез, как будто его и не было. На письменном столе остались две копии письма, предназначенные для Дова и Пиц, и два пустых конверта.
— А вообще-то, — проговорила Эдвина, глядя на ожидавшие ее указаний принадлежности, — я, пожалуй, отправлю это письмо факсом.
Лишняя копия письма встретила это сообщение негромким стоном отчаяния и превратилась в дождик из скорбного конфетти. Оба конверта убрались в ящик письменного стола, недовольно бормоча что-то неразборчивое из-под смазанных клеем краешков.
Как только одинокий лист бумаги запорхал по воздуху к телефаксу и сам влетел в щель приемного устройства, Эдвина вышла из кабинета и направилась вверх по лестнице. Если уж она вознамерилась сыграть роль жертвы загадочной, смертельно опасной хвори, то не было бы ничего противоестественного и преступного в том, чтобы лечь в кровать. На самом деле это было необходимо не только по законам мелодрамы. Дов и Пиц в делах магических были далеко не только что оперившимися птенчиками. И хотя Эдвина постоянно шпионила за ними с тех самых пор, как они обосновались в филиалах компании в Нью-Йорке и Майами, она знала, что даже из самой крепкой шпионской сети способны улизнуть рыбешка-другая, обнаружив в ней прореху.
Эдвина сильно подозревала, что настанет такой день, когда ее детки научатся шпионить за ней. Все-таки это были ее дети, ее плоть и кровь!
Спальня Эдвины отличалась такой же
— Не самый плохой способ дождаться смерти, — изрекла Эдвина, переодеваясь в египетскую ночную сорочку из чистого хлопка. — Это будет приятное, долгое ожидание, но деткам об этом знать совершенно не обязательно.
С полки книжного шкафа Эдвина взяла приятный дамский роман, скользнула под одеяло и, удобно устроившись на пышных подушках, стала ждать развития событий.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Телефон в кабинете Пиц Богги зазвенел, когда она диктовала своей секретарше. Секретарша, грозная Вильма Пайлют, ответила на звонок с теплой, приветственной интонацией разозленного добермана. Один «тяв», парочка рыков, а затем — протяжное ворчание, после чего она повернула голову к своей работодательнице и сообщила:
— Чикаго на второй линии, мисс Богги.
— Только бы не снова эти полудурки, — пробурчала Пиц, вдевая особо затейливо сложенный клочок бумаги в последнее звено цепочки, которую она плела все утро, начиная с восьми часов. Она оторвалась от своего бессмысленного бесконечного занятия и одарила секретаршу самой очаровательной улыбкой. — Скажи им, что меня нет, Вильма.
Вильма очаровываться не пожелала.
— Это будет неправдой, мисс Богги, — проговорила она, укоризненно поджав губы. — Великая Мать этого не любит.
— Великой Матери об этом знать не обязательно, — проговорила Пиц, всеми силами стараясь не дать Вильме понять, что она пытается к ней подольститься. — Кроме того, неправду скажешь не ты. Ты просто передашь мой малюсенький невинненький обманчик.
Вильма гордо и непоколебимо покачала головой.
— Великая Мать все узнает. И Ей это не понравится.
Водворив Пиц в офис фирмы «Э. Богги, Инк.» в Нью-Йорке, Эдвина снабдила свою дочь всем необходимым для того, чтобы дела спорились и шли как по маслу. К разряду «всего необходимого» относилась и эта секретарша — твердокаменная толстуха-коротышка. В этой женщине все было «очень», все «на пятерку» — так, как у живых людей не бывает, хотя она и производила впечатление вполне земного создания. Словом, в итоге свою первую рабочую неделю Пиц только тем и занималась, что названивала матери и требовала, чтобы та вновь и вновь клялась то на одном, то на другом талисмане в том, что Вильма на самом деле — не переодетый голем.
И вот теперь Пиц смотрела на бесстрастную физиономию своей упрямой секретарши и скрипела зубами в безмолвном отчаянии. «Жалко, что она — не голем, — думала Пиц. — Големы хотя бы приказам повинуются». С тяжким и горестным вздохом она проговорила:
— Если бы не я, милочка Вильма, тебе бы ни за что и близко не подойти к Большой Мамочке, и ты бы до сих пор готовила эти жуткие комплексные ужины в церкви. Не сомневаюсь, если ты окажешь мне эту крохотулечную услугу, Она тебя простит. Она вообще-то добрая.