Корпорация «Бросайте курить» (сборник)
Шрифт:
Лиз медленно повернулась к Элис.
– Это уже ни в какие ворота не лезет.
– Да? Он подсказал тебе правильные ответы на экзамене, как раньше подсказывал своему папаше, в каком секторе остановится металлический шарик! Не прослушал ни одного курса по социологии, я проверила! Просто нахватался всяких терминов, чтобы пустить тебе пыль в глаза!
– Замолчи! – Лиз закрыла уши руками.
– Он знал, что будет на экзамене, знал, когда погиб Тони, знал, что ты летишь домой самолетом. Он даже знал, в какой момент психологически выигрышно снова появиться в твоей жизни после летнего перерыва.
Элизабет высвободилась и направилась к двери.
– Лиз, выслушай, прошу тебя. Я не знаю, как он это делает. Он и сам, возможно, не знает. Я допускаю, что он не желает причинить тебе зла, но уже причинил. Пользуясь тем, что ему известно каждое твое сокровенное желание, он заставил тебя полюбить его. Но это не любовь. Это насилие.
Элизабет хлопнула дверью и побежала вниз по лестнице.
Она успела на последний городской автобус. Валил густой снег, и автобус продирался сквозь заносы, как хромоногий жук. Элизабет сидела сзади, погруженная в свои мысли. Кроме нее, в салоне было еще шесть или семь пассажиров.
Он попал в самую точку с ментоловыми сигаретами. И с тем, что ее мать все домашние зовут Диди. Первоклашка, который заглядывается на хорошенькую девчурку, а той и невдомек, что…
Я знаю, чего
Нет, нет, нет. Я люблю его!
Любит? А может, ей просто доставляет удовольствие находиться в компании того, кто всегда заказывает в ресторане блюда по ее вкусу, и никогда не ошибается в кинотеатре с выбором фильма, и вообще делает только то, что нравится ей? Не превратился ли он для нее давно в своего рода зеркало, которое показывает ей лишь то, что она хочет увидеть? Он замечательно угадывает с подарками. Когда вдруг похолодало и она начала мечтать о фене, кто ей его подарил? Эд Хамнер, кто же. Заглянул случайно к «Дэйзу» – и вот пожалуйста. Она, само собой, пришла в восторг.
Но это не любовь. Это насилие.
Она сошла на углу Мэйн и Милл-стрит, холодный ветер обжег лицо, и она поежилась, а автобус уже отъехал с мягким ворчанием. Задние фары помигали в сумерках и растворились.
Никогда еще ей не было так одиноко.Эда дома не оказалось.
Она стучала минут пять, а потом в растерянности стояла под дверью, не зная, как быть дальше. У нее не было ни малейшего представления, чем Эд занимается и с кем встречается, когда они не видятся. Об этом как-то речь не заходила.
Может, зарабатывает сейчас покером на новый фен?
Неожиданно решившись, она встала на цыпочки и поискала над дверью, где, она знала, лежал запасной ключ. Пальцы нашарили ключ, и он со звоном упал к ногам.
Она вставила ключ в замочную скважину.
В отсутствие Эда квартира выглядела совсем другой – неживой, как бутафорская мебель в театре. Ее всегда забавляло, что человек, совершенно безразличный к своему внешнему виду, сделал из квартиры игрушку, хоть фотографируй для модного журнала. Квартира была вся точно специально устроена для нее, а не для него. Ну это, положим, бредовая мысль. Бредовая?
Словно впервые она отметила про себя, как ей нравится заниматься, сидя на этом стуле, или смотреть телевизор. Как сказала бы Златовласка, усевшись на стул младшего Медвежонка: «В самый раз». Не слишком твердо и не слишком мягко. Идеально. Как и все остальное, что ассоциировалось у нее с Эдом Хамнером.
Из гостиной вели две двери – в кухоньку и в спальню.
За окном разгулялся ветер, и старый дом скрипел, как бы вжимаясь в землю.
В спальне она стояла над железной кроватью. Тоже в самый раз. Внутренний голос не удержался от язвительного вопроса: «Шикарная кроватка, а?»
Элизабет остановилась перед стеллажами, взгляд скользнул по корешкам книг. Одно название привлекло ее внимание. Она сняла книгу с полки: «Что мы танцевали в пятидесятых?» Томик раскрылся на танце «Стролл». Пояснения обведены жирным красным карандашом, а на полях крупно, с вызовом: БЕТ.
Уходи, сказала она себе. Еще что-то можно спасти. Если он сейчас вернется, я не смогу смотреть ему в глаза. То-то Элис восторжествует. Не зря платила денежки.
Но она уже не могла остановиться. Слишком далеко все зашло.
Она подошла к чулану и повернула ручку, но дверь не поддалась. Заперто.
На всякий случай она пошарила над дверью и сразу нащупала ключ. «Не делай этого», – предупредил ее внутренний голос. Она вспомнила, что случилось с женой Синей Бороды, когда она открыла заветную дверь. Но остановиться сейчас – значило навсегда остаться в неведении. Она открыла дверь.
И в тот же миг у нее возникло странное чувство, что Эд Хамнер-младший жил именно здесь.
Чулан являл собой страшный кавардак: гора скомканной одежды, книги, теннисная ракетка без струн, изношенные спортивные тапочки, разбросанные конспекты, пачка табака «Боркум Рифф», наполовину рассыпанного. Зеленая армейская куртка валялась в дальнем углу.
Она подняла с пола книжку. «Золотая ветвь» Фрэзера. Подняла вторую. «Древние ритуалы, современная мистика». Третью. «Гаитянские вуду». Последняя книжка, в старом потрескавшемся переплете, с почти стершимся заглавием, запахом своим напоминала тухлую рыбу. «Некрономикон». Она открыла наугад и с омерзением отшвырнула книгу. Низкопробная похабщина.
Она потянулась к куртке Эда, как к спасительной соломинке, даже самой себе в этот момент не признаваясь, что собирается шарить по карманам. Под курткой обнаружилась жестяная коробочка…
Она с любопытством повертела ее в руках, внутри что-то погромыхивало. В таких жестянках мальчишки обычно хранят свои сокровища. На крышке рельефными буквами было написано: «Бриджпортовские леденцы». Она сняла крышку.
Сверху лежала куколка. Куколка, с которой она играла в далеком детстве.
Элизабет затрясло.
Куколка была одета в красный нейлоновый лоскут, оторванный от шарфика, который Лиз потеряла два-три месяца назад. Потеряла в кино, где она была вдвоем с Эдом. Ручки куколки обернуты мохом. Уж не кладбищенский ли? Волосы… волосы были какие-то не такие. Белые, шелковистые, неумело приклеенные к розоватой целлулоидной головке, тогда как ее «натуральные» волосы были песочного цвета и грубее. Эти скорее напоминали волосы Элизабет…
В детстве.
Она сглотнула слюну. В первом классе им всем выдали маленькие ножницы с круглыми лезвиями. Неужели ее тайный воздыхатель подкрался к ней сзади и…
Элизабет отложила в сторону куколку и снова заглянула в коробку. Голубой чип для игры в покер с необычным шестигранником, нарисованным на одной стороне красными чернилами. Ветхая газетная вырезка с некрологом мистера и миссис Хамнер. Оба улыбались бессмысленной улыбкой с приложенной к некрологу фотографии, и оба лица были опять-таки заключены в шестигранники, но уже черные. Еще две куколки, мужская и женская. Сходство с лицами на фотографии было пугающим.
И кое-что еще.
Пальцы у нее так дрожали, что она едва не выронила вещицу. Из груди вырвался сдавленный стон.
Это был игрушечный автомобильчик типа «Склей сам» – такие продаются в сувенирных лавках. Красный «фиат». На радиаторе – клок от рубашки бедного Тони.
Она перевернула автомобильчик. Весь низ был раскурочен.
– Докопалась, значит, тварь неблагодарная.
Она вскрикнула и выронила игрушку вместе с жестянкой. Все эти омерзительные сокровища рассыпались на полу.
Он стоял в дверях, разглядывая ее в упор. Она не подозревала, что в человеческих глазах может быть столько ненависти.
– Ты убил Тони, – сказала она.
Он криво усмехнулся:
– Интересно, как ты это докажешь?
– Не важно. – Ее удивила твердость собственного голоса. – Главное, я теперь знаю. Больше мы с тобой не увидимся. Никогда. А если ты… проделаешь это… с кем-нибудь еще, я сразу пойму. И тогда тебе не поздоровится. Можешь мне поверить.
Лицо его исказила гримаса.
– Вот она, твоя благодарность. Я дал тебе все, что ты хотела. Кто дал бы тебе столько? Разве я не сделал тебя счастливой?
– Ты убил Тони! – Она сорвалась на крик.
Он шагнул ей навстречу.
– Да, ради тебя. А на что способна ты, Бет? Ты не знаешь, что такое настоящая
Она наступила на детскую куколку – свое подобие – и раздавила ее каблуком. И сразу отпустило сердце. Страх прошел. Перед ней был не мужчина – жалкий мальчишка, не умеющий даже подобрать носки одного цвета.
– Теперь ты мне ничего не сделаешь, Эд, – сказала она. – Ничего. Что, разве не так?
Он повернулся к ней спиной.
– Уходи, – сказал он упавшим голосом. – Только коробку оставь. Хоть это.
– Ладно, так и быть. Пустую.
Когда она поравнялась с ним, он дернулся, словно желая остановить ее, и тут же весь обмяк.
Она уже была на втором этаже, когда он выскочил на лестницу и истерично закричал ей вслед:
– Иди, иди! Но учти, ни с одним мужчиной тебе не будет так, как со мной! А когда ты состаришься и они перестанут исполнять твои желания, ты меня еще вспомнишь! Ты еще пожалеешь о том, что так легко все отбросила.
Она вышла на заснеженную улицу. Легкий морозец приятно холодил лицо. Ей предстояло пройти пешком добрые две мили, но это ее не смущало. Ей даже хотелось пройти по морозу. Хотелось очиститься.
Странно, но ей по-своему было жаль этого взрослого мальчика, чья изуродованная душа с кулачок разрывалась под напором сверхъестественных сил. Да, ей было жаль этого мальчика, который пытался сделать из взрослых людей послушных солдатиков и в ярости давил их, если они артачились или разгадывали его намерения.
А что сказать о ней? О ней, от природы награжденной всем, чего лишен он, хотя тут не было ни его вины, ни ее заслуги? Она вспомнила свой спор с Элис. С каким слепым безрассудством, с какой безоглядной ревностью хваталась она за того, с кем было не столько хорошо, сколько удобно.
А когда ты состаришься и они перестанут исполнять твои желания, ты меня еще вспомнишь!.. Я знаю, чего ты хочешь.
Неужели она так ничтожна, чтобы хотеть так мало?
Господи, сохрани и помилуй.
Половина пути осталась позади. На мосту она помедлила, и вот вниз, один за другим, полетели магические атрибуты Эда Хамнера. Последним вниз полетел игрушечный красный «фиат», он несколько раз перевернулся в воздухе и наконец исчез в снежной метели. Дальше она шла налегке.Карниз
[44]
– Ну смелее, – повторил Кресснер. – Загляните в пакет.
Дело происходило на сорок третьем, последнем этаже небоскреба, в квартире-люкс. Пол был устлан рыжим с подпалинами ворсистым ковром. На ковре между изящным шезлонгом, в котором сидел Кресснер, и обитой настоящей кожей кушеткой, на которой никто не сидел, выделялся блестящим коричневым пятном пластиковый пакет.
– Если это отступное, будем считать разговор законченным, – сказал я. – Потому что я люблю ее.
– Деньги, да, но не отступные. Ну, смелее. Загляните. – Он курил турецкую сигарету в мундштуке из оникса; работали кондиционеры, и запах едва чувствовался. На нем был шелковый халат с вышитым драконом. Спокойный взгляд из-под очков – взгляд человека себе на уме. С этим все ясно: всемогущий, сказочно богатый, самоуверенный сукин сын. Я любил его жену, а она меня. Я был готов к неприятностям, и я их дождался, оставалось только узнать – каких.
Я подошел к пластиковому пакету и перевернул его. На ковер высыпались заклеенные пачки банкнот. Двадцатидолларовые купюры. Я присел на корточки, взял одну пачку и пересчитал. По десять купюр. Пачек было много.
– Здесь двадцать тысяч, – сказал он, затягиваясь.
Я встал.
– Ясно.
– Они ваши.
– Мне не нужны деньги.
– И жена в придачу.
Я молчал. Марсия меня предупредила. Это кот, сказала она. Старый и коварный. Ты для него мышка.
– Так вы теннисист-профессионал, – сказал он. – Вот, значит, как вы выглядите.
– Разве ваши агенты не сделали снимков?
– Что вы! – Он отмахнулся ониксовым мундштуком. – Даже фильм отсняли – счастливая парочка в Бэйсайдском отеле. Камера снимала из-за зеркала. Но что все это, согласитесь, в сравнении с натурой.
– Возможно.
«Он будет то и дело менять тактику, – сказала Марсия. – Он вынуждает человека обороняться. И вот ты уже отбиваешь мяч наугад и неожиданно пропускаешь встречный удар. Поменьше слов, Стэн. И помни, что я люблю тебя».
– Я пригласил вас, мистер Норрис, чтобы поговорить как мужчина с мужчиной. Непринужденный разговор двух цивилизованных людей, один из которых увел у другого жену.
Я открыл было рот, но потом решил промолчать.
– Как вам понравилось в Сан-Квентине? – словно невзначай спросил Кресснер, попыхивая сигаретой.
– Не очень.
– Три года, если не ошибаюсь. Кража со взломом – так, кажется, звучала статья.
– Марсия в курсе, – сказал я и сразу пожалел об этом. Он навязал мне свою игру, от чего меня предостерегала Марсия. Я даю свечи, а он успешно гасит.
– Я позволил себе отогнать вашу машину, – сказал он, мельком глянув в окно. Впрочем, окна как такового не было, вся стена – сплошное стекло. Посередине, тоже стеклянная, раздвижная дверь. За ней балкончик. Ну а за балкончиком – бездна. Что-то в этой двери меня смущало. Я только не мог понять – что. – Великолепное здание, – сказал Кресснер. – Гарантированная безопасность. Автономная телесеть – и все такое. Когда вы вошли в вестибюль, я отдал распоряжение по телефону. Мой человек запустил мотор вашей машины и отогнал ее на общественную стоянку в нескольких кварталах отсюда. – Он взглянул на циферблат модных настенных часов в виде солнца, что висели над кушеткой. Часы показывали 8.05. – В 8.20 тот же человек позвонит в полицию по поводу вашей машины. Не позднее 8.30 блюстители порядка обнаружат в багажнике запасную покрышку, а в ней шесть унций героина. У них возникнет большое желание познакомиться с вами, мистер Норрис.
Угодил-таки в капкан. Все, казалось бы, предусмотрел – и на тебе, влип, как мальчишка.
– Это произойдет, если я не скажу своему человеку, чтобы он забыл о предыдущем звонке.
– Мне достаточно сообщить, где Марсия, – подсказал я. – Не могу, Кресснер. Не знаю. Мы с ней нарочно так договорились.
– Мои люди выследили ее.
– Не думаю. Мы от них оторвались в аэропорту.
Кресснер вздохнул и отправил дотлевающую сигарету в хромированную пепельницу с вращающейся крышкой. Все отработано. Об окурке и о Стэне Норрисе позаботились в равной степени.
– Вообще-то вы правы, – сказал он. – Старый трюк – зашел в туалет, и тебя нет. Мои люди были вне себя: попасться на такой крючок. Наверно, из-за его примитивности они даже не приняли его в расчет.
Я промолчал. После того как Марсия улизнула в аэропорту от агентов Кресснера, она вернулась рейсовым автобусом обратно в город, с тем чтобы потом добраться до автовокзала. Так мы решили. При ней было двести долларов – все мои сбережения. За двести долларов туристский автобус доставит тебя в любую точку страны.