Коррекция
Шрифт:
– Две недели, Олег Юрьевич, это для нас допустимо, – сказал Алексей. – Если нарушат и этот срок, тогда выставляйте в государственный арбитраж. Кто следующий? Да, Людмила Викторовна, что у вас?
– У меня, Алексей Николаевич, сухофрукты. В этом году был очень большой урожай, и месяц назад вы дали добро принимать эту продукцию без ограничения. Мы и принимали. Все промежуточные склады уже заполнены, а их продолжают везти, и по опыту прошлых лет могу сказать, что подвоз будет еще с месяц. А фрукты мы отправляем на окончательную обработку и заложение только в конце октября.
– Отказываться не будем, – не согласился Алексей. – Просто перенаправим груз. Плохо, что придется возить туда-сюда, но еще хуже его лишиться. В следующем году фруктов будет меньше. Найдите свободные площади под хранение. Нам они и нужны-то на месяц. Если не найдете, подключайте меня. Что у вас, Павел Максимович?
– У меня сводка по катастрофам, – сказал начальник Управления спасательными операциями. – Точнее, не сводка, а одно сообщение. В Союзе все нормально, сообщение пришло из Камеруна. У них мощный выброс углекислого газа из озера Ньос с многочисленными жертвами. Больше полутора тысяч погибших, но нашим спасателям там делать нечего.
– У меня по вчерашнему дню ничего серьезного, – увидев вопросительный взгляд министра, сказал начальник Управления пожарной безопасности. – Сводку я оставил, как обычно.
– Никто ничего больше не хочет сказать? – спросил Алексей. – Тогда совещание закончено, все свободны.
С час он работал с почтой, после чего вызвал секретаря.
– Вадим Александрович, заберите письма с моими заметками и составьте ответы. И пусть подадут машину. Если будут звонить, я должен вернуться к двенадцати.
К выставке жены он приехал за десять минут до ее открытия, но у дверей в помещение, в котором располагалась экспозиция, уже толпились люди. Поодаль никем не узнанная стояла Лида. Он вышел из машины и в сопровождении двух немного приотставших телохранителей подошел к ней и вручил купленный утром букет.
– Поздравляю! А ты еще сомневалась, будут ли посетители. Еще не открыли, а полсотни людей уже собралось. А со мной и моей охраной так и еще больше. Где, кстати, твоя?
– Вон Сергей стоит, – показала она на крепкого парня, отошедшего шагов на десять в сторону. – Я знала, что ты приедешь и попросила его отойти. Не бойся, он свое дело знает. Ой!
Алексей повернулся в ту сторону, куда, приоткрыв рот и округлив глаза, уставилась Лида. К зданию музея шел он сам об руку с женщиной лет двадцати пяти. Левой рукой он прижимал к себе девочку. Малышке вряд ли было больше пяти лет. В открывшиеся двери музея начали заходить люди, туда же зашла и пара, за которой наблюдали Самохины. Девочку перед этим опустили на асфальт, и она, задирая ножки, сама преодолела все ступени, придерживаясь за руку отца.
– Он сейчас на семь лет старше того меня, которого ты увидела в первый раз, – сказал Алексей. – Не похоже, чтобы он был военным. Но с семьей вроде все в порядке. Что ты плачешь?
– От зависти, – призналась Лида. – Подержи букет, я вытру глаза. Спасибо. Не стоит тебе туда заходить, увидишь все как-нибудь в другой раз. А я должна идти.
Еще 35
– Алексей Николаевич! Вас хотел видеть Генеральный секретарь. Звонок был пять минут назад. Олег Игоревич сказал, что будет у себя.
Было шестое сентября и стояла по-летнему солнечная погода, поэтому он не стал одеваться, а просто спустился по лестнице к выходу и минут через пять вошел в главный корпус Кремля. В приемной его встретил секретарь.
– Здравствуйте, Алексей Николаевич, заходите, пожалуйста, вас ждут.
Ждали его двое. Хозяин кабинета – шестидесятилетний Олег Игоревич Сотников – сидел за столом на своем обычном месте, а второй мужчина – Виктор Александрович Зорин, которому пять дней назад праздновали семидесятилетие, – занял один из стоявших у стены стульев. Оба с любопытством уставились на вошедшего. Алексею было все равно, на него уже давно по-другому никто не смотрел.
– Заходи, – сказал ему генсек. – Садись ближе, будет важный разговор. Послушай, Алексей, ты знаешь закон. Исполнилось семьдесят, и на отдых!
– Мне недавно исполнилось сто, – равнодушно ответил он. – Я готов уйти хоть сейчас, и вы это знаете.
– Знаем, – кивнул Олег Игоревич. – Но речь не о тебе. Ты у нас вне возраста, и этот закон писан не для тебя. А вот Виктору Александровичу пора освобождать кресло председателя Совмина. Он у нас тоже не возражает, вопрос в преемнике. Он рекомендовал тебя, и я склонен его рекомендацию поддержать. У тебя громадный опыт и отменное здоровье! Кому, как не тебе! И ни к кому не нужно ходить с книгами.
– Я устал, товарищи, – по-прежнему равнодушным тоном сказал он. – И жена устала. Фактически я уже сделал все, что от меня требовалось. Созданы нужные производства и продовольственные запасы, построены резервы жилья. Мы сможем укрыть и сохранить все свое население а, если будем еще двадцать лет продолжать увеличивать запасы, сможем принять до ста миллионов эмигрантов. Мы даже построили подземные зоопарки и создали банки семян не хуже тех, которые есть в Западной Европе. Построены реакторы в Болгарии и ГДР, и их правительствам настоятельно рекомендовано запастись продовольствием. Теперь нужно только сохранить тайну и, когда придет час, отобрать беженцев.
– Вас с женой во всем мире зовут Вечными, а вы расклеились, – улыбнулся Олег Игоревич. – Рано вам пока на покой. Мы обошли всех и в производстве и в военной силе, но это еще не гарантия безопасности. Вы прекрасно знаете, что творится в мире. Безверие, отсутствие идеалов, яд вседозволенности и право силы! Во многих странах свирепствуют войны, голод и анархия. Польша и Венгрия ушли от социализма, Чехословакия к этому близка. Югославия воюет с Албанией, и мы решили в их войну не вмешиваться. Китай стремительно набирает экономическую мощь, не забывая о военной. Мало подготовиться к катастрофе, до нее еще нужно дожить! И желательно без серьезных военных конфликтов, а то нам и ваши запасы не больно помогу. Честное слово, когда посмотришь на то, что творится в мире, и припомнишь о грядущем взрыве, сразу вспоминаешь о Боге и очищающем Землю от скверны Апокалипсисе.