Корректировка
Шрифт:
Но никаких слов не понадобилось. Командир его даже не принял. Стоя в коридоре, возле открытой двери в командирскую каюту Генка, слушал его разговор с замполитом.
«Парень честно хотел попасть на корабль, – говорил капраз, – звонил, просил помощи, не его вина, что кругом раздолбаи. Передайте прокурору, чтоб закрывал дело».
Пока Генка рассказывал, мы прикончили вино.
– Фелька, – внезапно поинтересовался мой друг, – а ты по какой науке-то учишься?
– Да как по какой, я же те говорил – химия.
–
Я понял, что он уже основательно набрался.
В этот момент музыканты грянули: «Потолок ледяной, дверь скрипучая…»
Генка выскочил из-за стола и выплясывая, как гамадрил перед случкой, слился с толпой танцующих.
Мне бы тоже пуститься в пляс, но я почему-то совсем не опьянел, только стал задумчивым. Какого черта, я сижу в этом кабаке, пью и жру плоды развитого социализма? А с другой стороны, что мне делать? Решать сверхзадачу? Думать, как обустраивать жизнь? Строить планы на будущее? Смешно строить планы человеку, у которого нет цели и который не знает, что с ним будет завтра. Нет, не буду я строить планов, а лучше сниму какую-нибудь будущую бабушку.
* * *
Когда мы покинули «Лесную сказку» на часах было всего девять, можно было веселиться дальше, но, честно говоря, меня утомили эти элементы советской сладкой жизни. В ресторане было много красивых женщин, но за красивыми надо ухаживать, говорить слова, рисовать перспективы. Красотки из ресторана за здорово живешь в койку не лягут. А мне хотелось всего, сразу и по бюджетному варианту.
Мы вышли на воздух одуревшие от портвейна и оглохшие от громкой музыки. Генка со словами: «Только бы не на смене была!», поспешил к телефонной будке и завис там минут на десять. Я терпеливо ждал, любуясь на закат.
– Договорился! – Генка был весел и возбужден. – Валим в общагу.
По дороге мы заскочили в дежурный гастроном, где затарились тремя огнетушителями с «Белым крепким» и тортом «Прага».
– Она эта… как её… водитель, – рассказывал Генка, – троллейбус водит. Ехала, рога скинулись, ну я помог приладить. С тех пор и прилаживаю, – он засмеялся собственной шутке, – прикинь, Венерой зовут. Какая-то она башкирка что ли. Порется, будь здоров! Правда ей уже двадцать девять, но мне жениться что ли? Там их три подружки в одной комнате живут.
– И что, все троллейбус водят?
– Две троллейбус, а одна трамвай.
Почему-то нам это показалось очень смешным, так и ржали всю дорогу, держа в руках бутылки как противотанковые гранаты.
Общага троллейбусного парка высилась серой громадой обшарпанных стен. К стеклянным дверям вестибюля мы не пошли.
– Там строго, вахтер злющий, сразу попрет, – объяснил Генка, – Девки через окно парней водят. Я с Венеркой договорился, она нам окно на первом этаже откроет, – он глянул на часы, – через десять минут.
Окно нам открыла
– Салют, Рая! – приветствовал ее Генка, подавая в окно бутылки и коробку с тортом. – А Венерка где?
– К комендантше пошла за бельем, – отвечала девушка распевным голосом, – а меня послала вас встречать.
Мы влезли в окно, пробрались через захламленную комнату, заставленную разобранными панцирными кроватями, и вышли в коридор.
– А где, твой-то? – осторожно поинтересовался Генка, – Как его… Василий?
– Выпиздила мудака, – так же распевно отвечала Рая.
– Так ты теперь свободна?
Она кивнула.
– Как дырка в заборе.
– А чего так-то? Парень вроде неплохой, – не отставал от нее Генка, усиленно мне подмигивая и показывая большой палец.
Раиса шла перед нами, покачивая литыми бедрами.
– Все вы хорошие, когда засадить хотите.
– Ну, это ты, Раечка, обобщаешь. Тебя послушать, так все мужчины примитивные существа, обуреваемые низменными страстями.
– Именно! Вот ты, наверняка, приперся сюда с бухлом, классическую музыку послушать. Других целей у тебя, конечно же, нет?
– Не без этого, видишь ли, женщина – это произведение искусства, а тяга к искусству лишена цели.
Она недоверчиво фыркнула и тут мы пришли.
Девчонки жили в большой комнате. Обстановка спартанская – три кровати вдоль стен с одинаковыми тумбочками у изголовья, платяной шкаф и квадратный стол у окна. На стенах фото киноартистов, вырезанные из журнала «Советский экран».
– А Люсьен где? – поинтересовался Генка насчет третьей обитательницы комнаты.
– Домой поехала на выходные, завтра к утру пожалует. Да вы рассаживайтесь, – Раиса радушно кивнула на хлипкие стулья с драной обивкой. – Извиняйте, гостей не ждали, так что чем бог послал.
Бог сегодня был не слишком щедр. На столе стояли две открытых банки, с кильками в томате и кабачковой икрой, в кастрюльке исходила паром вареная картошка. Картину довершала трехлитровая банка огурцов домашней засолки и буханка черного хлеба.
Скворцов, солидно крякнув, расставил на столе наш вклад – три бомбы темного стекла, а торт, подумав, пристроил на подоконнике.
Мы уселись возле окна друг напротив друга и Генка, не спрашивая разрешения, закурил. Раиса, с независимым видом рылась в шкафу, нарочито, не обращая на нас внимания, а я украдкой ее рассматривал. Несмотря на не слишком приветливую встречу, она мне понравилась. Выражение ее скуластого лица с темными продолговатыми глазами, я бы назвал спокойно-развратным, а туго обернутая в цветастый халатик статная фигура (лифчик она надеть не удосужилась), волновала и будила низменные страсти.