Коррида на Елисейских Полях
Шрифт:
– Меня уже мутит от них, – сказал он, – с их Денизой Фалез.
Я прищелкнул пальцами:
– Она сидела рядом со мной в кинотеатре "Франсуа I". Я чувствовал, что ее лицо было мне чем-то знакомо, но не мог подобрать к нему имени. Теперь все стало на место.
– Да, – усмехнулся Ковет. – Теперь ее узнают в лицо. Она, видимо, изменила политику и не хочет больше показывать свою грудь. Однако, в фильме "Стоп, граница" она имела колоссальный успех.
– И своим успехом фильм обязан только ей, – добавил Рабастен. – В наклоне, крупным планом и так далее.
– Вот и она, – сказал я, указывая подбородком и своей трубкой на вход в зал.
В зал входила пара, встреченная одобрительным шепотом. Мужчина – лысый, обливающийся потом пузан, я встречал его уже в коридорах "Космополитена". Спотыкаясь, он сопровождал Денизу Фалез, мою соседку по кинозалу, красивую блондинку с изумительными плечами и асимметричным декольте, и все эти почести были обращены именно к ней. Она улыбалась усталой деланной улыбкой, настолько усталой, что глаза как бы отсутствовали. Мелькнули две-три вспышки.
– Шампанское для всех! – громко крикнул пузан.
– Что я вам говорил? – пробурчал Рабастен. – Немножко видно слева и ничего справа. Это позор! – Он одним махом проглотил свой стакан. Возмущение помогло ему быстро допиться до положения риз.
– Налейте по новой, бармен, – сказал он с отвращением.
– Я как раз об этом думал, месье, – ответил человек в белой куртке, такой же бесчувственный, как его целлулоидный воротничок. Он убрал наши пустые стаканы и поставил перед нами три бокала.
– Что это такое? – спросил рыжий.
– Вы не слышали, месье? Месье Ломье угощает шампанским.
– А? Ну что ж, давайте, дорогой. По справедливости он нам это должен.
– Ломье – это лысый толстяк? – осведомился я.
– Да.
– Продюсер? Режиссер?
– И то, и другое, – сообщил мне Марк Ковет, – режиссер без всякого таланта и разорившийся продюсер. Ладно, выпьем все-таки.
С бокалом в руке Рабастен направился к Ломье. Толстяк опасно покачивался, уцепившись за стойку. Обливаясь потом и громко пыхтя, он беседовал со своим окружением о ближайшем фильме. Потом вытащил из кармана желтый шелковый платок и провел им по голове, затылку и обвисшим щекам. По всему было видно, что он здорово надрался.
– ... Смерть кормит человека, – гортанно бормотал он, еле ворочая языком. – Это название фильма. Ну как? Только вчера запустили первые кадры...
– Вы дадите этот фильм на ближайший фестиваль? – поинтересовался Рабастен.
Его голос ничуть не выигрывал по сравнению с голосом Ломье.
– Мне на фестивали нас... – выдал тот.
– А мадемуазель Дениза Фалез играет в этой штуке?
– Очевидно.
Рабастен разразился долгим и нахальным смехом.
– Так, – бросил он. – Так это будет еще один фильм, запущенный с благотворительными целями.
– Что? Что такое? – завопил Ломье. – Что вы хотите сказать?
– Вы меня отлично поняли... – Рыжий журналист высоко поднял свой бокал, пролив на
– Дамы и господа, – громогласно провозгласил Ломье, размахивая короткими руками. – Дамы и господа, я не знаю, на что этот молодой человек намекал, говоря о мадемуазель Фалез, которая... (Желтый шелковый носовой платок вновь появился на свет.) ...А где мадемуазель Фалез?
– Мадемуазель Фалез уехала, месье, – произнес кто-то металлическим голосом, разрезавшим, словно лезвие топора, месиво общей болтовни.
В дверях бара стоял прямой, словно проглотивший кол, верзила, донельзя похожий на холуя из барского дома, глаза которого уже давно приобрели форму замочной скважины.
– А! Это вы, Жан? – произнес Ломье. – Да, месье.
– Вы говорите, что мадемуазель Фалез...
– Уехала, да, месье. Она почувствовала себя усталой.
– О-о. По-видимому, она подумала, что я слишком пьян.
Жан не ответил. Ломье вытащил из нагрудного кармана сигару, осмотрел ее со всех сторон и, не зажигая, воткнул себе в рот. Жан растолкал толпу и подошел к своему шефу:
– Вам тоже следовало бы вернуться домой, месье, – настойчиво сказал он.
В голосе, похожем на острое лезвие топора, прибавилось несколько презрительных ноток.
– О'кей! – проворчал Ломье. Он пошарил в кармане, извлек оттуда несколько ассигнаций и положил их на стойку. – Ну что ж, всем привет!
Он обернулся и тут его взгляд упал на Рабастена. Он посмотрел на него угрожающе. Рыжий счел необходимым ухмыльнуться. Глаза продюсера еще больше помутнели:
– Вот как!
– Это что, полицейский фильм – ваша "Смерть что-то там такое"? – спросил молодой человек.
– Вот как! – повторил тот.
– Не требуется ли вам технический советник? Ваши фильмы всегда грешат в одном направлении. Если вам нужен такой советник, то разрешите представить вам частного детектива, господина Нестора Бюрма.
– Вот как.
Нетвердый взгляд продюсера переместился с Рабастена на меня, пройдясь по Марку Ковету и еще нескольким другим посетителям. Видимо, он насчитал человек шесть, если не двенадцать.
– Все вы мне осточертели, – сказал Ломье, не обращаясь ни к кому конкретно.
Он сжал левый кулак и подтянул его под мышку.
– Месье, месье, прошу вас! – вмешался директор "Камера-клуба".
Слишком поздно! Ломье выбросил вперед свой кулак. Целился он в рыжего, но схлопотал я. Это мне не причинило особого вреда, но оставить без последствий этот жест я не мог. Присутствовало слишком много дам. Я ударил в ответ, попал по второму подбородку, если считать снизу, и Ломье мог бы основательно приземлиться, не схватись он за стойку и не будь позади него нескольких человек, которые послужили ему опорой. Его сигара разлетелась в разные стороны. Передо мной возник Жан, его холуй. Он ничего не сказал. Посмотрел на меня, пожал плечами и обернулся. Затем подхватил своего босса под руку и потащил к дверям, сопровождаемый восклицаниями и директором клуба, которому этот инцидент, по всей видимости, не понравился, и он хотел удостовериться, что на этом все и закончится.