Коррумпированный Петербург - Документальные очерки
Шрифт:
Это так. Но разве общество, избиратели мэра, не вправе выносить свои моральные оценки? И не стал ли такой оценкой провал "демократического" мэра на губернаторских выборах 1996 года? Как бы ни были разочарованы избиратели в нашей специфической российской демократии, но именно она дала им возможность не только вынести свою оценку, но и реализовать ее, весьма эффективно наказав мэра, минуя робкую судебную систему, - лишив его власти как источника личного обогащения...
Не будем роптать на демократию, уважаемый читатель. Именно она дала нам возможность свободно выносить наши моральные и этические оценки, которые мы, после некоторых споров, решили допустить и в этой книге.
Итак, перед вами - бесславная история питерских коррупционеров, от времен основания Петербурга и до наших дней. Увы, последняя страница нашей книги не станет завершающей в этой долгой истории. У книги - открытый финал, и наша работа над всеобщей историей коррумпированного
Часть I.
КАВАЛЕРЫ "ОРДЕНА МЕНШИКОВА"
В начале 1996 года несколько питерских журналистов, составивших позже костяк Службы журналистских расследований, провели неофициальный доверительный опрос в достаточно широком кругу бизнесменов и политиков. Вопросы касались весьма щекотливой темы - уровня коррумпированности двух российских столиц. Результат получился довольно неожиданным - большинство опрошенных считали, что, конечно, в Москве оперируют суммами на порядок круче, чем в Питере, но при этом по степени распространения самого явления в чиновнично-бюрократической среде, по "коэффициенту безнаказанности", по наглости и "простоте решения вопросов" северная столица явно лидирует. То есть, грубо говоря, если в Москве воруют "глубже", но в Питере - "шире и веселее", с большей выдумкой и фантазией...
Можно конечно, раздирая на себе тельняшку, заявить, что это, мол, "демократы проклятые" во всем виноваты - дескать, не было раньше в северной Венеции ничего подобного, Петербург жил всегда исключительно культурной и духовной жизнью... Ой ли? О демократах - особый разговор, к ним мы вернемся чуть позже, а вот в Питере казнокрадство, взяточничество, протекционизм и лоббирование на самых высших уровнях интересов различных финансово-политических групп началось, строго говоря, уже тогда, когда новая столица России еще только строилась.
...А строился Петербург, как всем известно, тяжело и трудно. На земляные работы сгоняли десятки тысяч крестьян, каторжников и военнопленных. Всю эту огромную армию строителей нужно было как-то обустраивать и кормить, соответственно, возникала необходимость в подрядах - то есть своеобразных госзаказах того времени. Ясное дело, на этих подрядах не наживались лишь те из ближайшего окружения Петра I, кто был либо ленив, либо глуп, либо труслив не в меру... Мотивация у птенцов гнезда Петрова была проста - мы, мол, большое дело делаем, так сказать "Россию на дыбы поднимаем", сил не жалеем, стало быть - имеем моральное право немного и о себе подумать, облегчить свой быт - исключительно для того, чтобы не сгореть до срока на работе и дольше прослужить Отечеству и Государю. Дескать, "...кто воевал - имеет право у тихой речки отдохнуть!" А работный люд - это всего-навсего расходный материал, который на Руси никогда никто не берег, не считал и не учитывал... Помрут от недоедания и холода десятком тысяч больше - не беда, бабы русские еще нарожают...
И ведь какие интересные исторические параллели возникают - Петру I для осуществления его фантастических замыслов хронически не хватало средств, казна постоянно была пустой и именно в это же самое время ближайшие сподвижники и единомышленники царя становятся очень богатыми людьми. За примерами далеко ходить не надо - взять хотя бы дело знаменитого прибыльщика Курбатова - в нем очень характерно отразилось отношение типичного (и не самого, заметим, плохого и бездарного) русского чиновника к тем моральнонравственным принципам, которые стали базой для развития русской коррупции.
Алексей Александрович Курбатов был крепостным графа Шереметева, служил дворецким и часто выезжал с хозяином за границу. Курбатов был человеком грамотным и умным, а самое главное - умел, как сейчас говорят, чувствовать конъюнктуру момента. В 1699 году он написал Петру "подметное письмо", в котором изложил проект введения гербовой бумаги и некоторые свои соображения об увеличении казенных прибылей. Царь, естественно, заинтересовался, сделал Алексея Курбатова "прибыльщиком" с правом немедленного доклада "Первому" обо всех вновь открываемых источниках государственного дохода.
Чуть позже Курбатов назначается дьяком оружейной палаты, а в 1705 году занимает место инспектора Ратуши, становясь тем самым во главе управления финансами тогдашней России. Вполне возможно, что поначалу Алексей Александрович был беспорочен и чист, аки голубь белый. По крайней мере в том же 1705 году он весьма энергично писал Петру I: "В городах от бургомистров премногие явились кражи вашей казны. Да повелит мне Ваше Величество в страх прочим о самых воровству производителях учинить указ, до воспримут смерть, без страха же исправить трудно". Царь, надо сказать, буквально зверел от одного только слова "казнокрадство" - оно и понятно, сытый голодному не товарищ, Петру, которому принадлежала вся Россия, видимо, трудно было понять своих соратников, вынужденных собственными головами думать о наполнении карманов. Император, чудак, считал, что воровать у государства -
Увы, в категорию "мы все" попал и достойнейший господин Курбатов - в 1714 году он был отрешен от должности Архангельского вице-губернатора и предан суду.
Справедливости ради заметим, что "залетел" Курбатов после стычки в 1711 году в Архангельске с агентом Меншикова Дмитрием Соловьевым, который, вопреки царскому Указу, запрещавшему вывоз хлеба за границу, гнал зерно в Голландию. Курбатов настрочил на Соловьева донос - ну, у Меншикова вырос на прибыльщика огромнейший зуб... Надо полагать, бывшие друзья Меншиков и Курбатов разругались из-за того, что не смогли по-людски деньги зерновые поделить, раньше-то светлейший и прибыльщик были просто не разлей вода. Кстати, во все времена коррупционеры сгорали по большей части из-за собственной жадности и нежелания делиться. От этого и все их беды произрастали. А ведь казалось бы - чего сложного-то. Как сказал в конце 1996 года министр финансов России Александр Лившиц: "Делиться надо... и все будет хорошо". Меншиков с Курбатовым до такой гениальной простоты не додумались, в результате - пострадали оба. Впрочем, о светлейшем разговор особый - чуть позже.
К следствию по делу Соловьева, как это часто бывает, привлекли и заявителя. Все фигуранты-коррупционеры ужасно перепугались. И такое начали друг про друга рассказывать... Из этих рассказов перед Петром встала непригляднейшая картина взяточничества, казнокрадства и протекционизма среди его ближайших и более отдаленных сподвижников. Закручинившийся царь с тоски даже издал Указ от 24 декабря 1714 года, в котором, в частности, говорилось: "понеже многие лихоимства умножились... и дабы впредь плутам невозможно было отговорки сыскать... запрещается всем чинам, которые у дел приставлены... никаких посулов казенных с народа не брать, кроме жалованья". На попытку Петра ввести госслужащим твердые оклады и запретить поборы с населения окружение царяреформатора отреагировало весьма своеобразно. Горный инженер и историк Василий Татищев, например, писал Государю: "Я беру, но этим ни перед Богом, ни перед Вашим Величеством не погрешаю. Почему упрекать судью, когда дела решал честно и как следует?" Петр ему отвечал, что "позволить этого нельзя потому что бессовестные судьи под видом доброхотных подарков станут вымогать насильно". Однако мягкие увещевания царя ничего не дали: коррупционеры XVIII в молчаливо "положили с прибором" на царский Указ - точно также, в конце века двадцатого отреагировали чиновники на указ президента Ельцина "Об усилении борьбы с коррупцией" от 4 апреля 1992 года.
Однако вернемся к Курбатову - он в первые годы работы следственной комиссии пытался убедить всех и вся в своей невиновности и безгрешности. Однако, по мере подтверждения следствием одного обвинения за другим тон прибыльщика менялся: "А что до самих нужд моих и прокормления и брал сверх жалованье небольшое, а то не тайно, но с расписками, которой долг и доныне на мне явен есть". Обращался Алексей Александрович и к царю батюшке, напоминая о своих заслугах, как он "без тягости народа" принес казне "многосотные тысячи рублев". То есть Курбатов рассуждал просто и незатейливо. Раз он действительно способствовал существенному увеличению казенных доходов, то ничего преступного в том, что лично для себя "укрысятивал долю малую", не было. В те времена обвиняемый вообще, если не располагал убедительными доводами для своей реабилитации, прибегал к одной из трех формул: прегрешение свершилось либо "с простоты", либо "в беспамятстве", либо "с пьяна". Например, признавая полученную от хлебных подрядчиков взятку в полторы тысячи рублей, Курбатов тут же выдумал оригинальнейшее объяснение: "А те деньги приняты под таким видом, чтобы дослать о том царскому величеству, а в уверении того писал о пресечении дорогих подрядов". Получив от жителей Кевроля и Мезени "в почесть" триста рублей, Алексей Александрович "...запамятовал их отослать в канцелярию на содержание школ и шпиталей"... Следственная комиссия подсчитала, что только за три года Курбатов получил от городского населения управляемой им губернии "харчевых и почесных подносов" на сумму до 4 тысяч рублей. Сам Курбатов сознался в том, что с 1705 года присвоил 9994 рубля казенных денег. Расследованные дела не были закончены - лишь 12 дел были рассмотрены, а к 15-ти комиссия даже не успела приступить, поскольку в разгар следствия Курбатов умер. Следственная комиссия успела лишь подсчитать, что прибыльщик хапнул 16422 рубля. В результате следствие даже не смогло решить, по какому разряду хоронить достойнейшего господина Курбатова - как честного человека или как преступника...