Корсар с Севера
Шрифт:
Ну, попал кур в ощип! Все беды от баб. Правда, что греха таить, не очень и раскаивался Олег Иваныч, прямо скажем, не очень. Ну не чувствовал себя виноватым перед его султанским величеством, ну ни капли! Плевал Олег Иваныч на султана с высокой башни! С Румелихисары или там с Анадолухисары, которая повыше!
Вот перед Софьей немножко стыдно было, да и то, честно говоря, не очень. Ну, явно нуждалась несчастная женщина в утешении. Вот он и утешил, как смог…
Глава 4
Новгород – Стамбул – Эгейское
Сентябрь—октябрь 1472 г.
Гляну на море —
В памяти лодка.
Гляну на дерево —
В памяти облако.
Ну, а если я гляну на пристань?
В узкие окна закат
Красного золота бросил.
Выступил сумрачный ряд
Тел, наклоненных у весел.
Пролетело короткое новгородское лето. Вот уж и Новый год пришел, сентябрь месяц, на который венчание назначено – Олега Иваныча с боярыней Софьей. Осень еще не успела вступить в свои права – совсем по-летнему светило-жарило солнце.
Из церкви Николая Чудотворца на Нутной улице вышла девчонка. Посмотрела вокруг серыми глазищами, платок с головы сняла, на плечи накинула. Ветер живо волосы разметал – черные, как вороново крыло. Невесела была девица-краса, по щекам слезы дорожки проложили.
– Не горюй, Ульянка, – догнала ее вышедшая из той же церкви женщина – крупная, дородная, про каких говорят – бой-баба. – Найдется твой Гриша, обязательно найдется! Молись только.
– Так уж я молюсь, тетя Настена. Да вот толку пока…
– Не плачь, что ты! Вон, пойдем лучше калик послушаем.
По Нутной улице в направлении Славны, звеня бубенцами, шли слепцы с одноглазым поводырем. По пути останавливались, обычно у какой-нибудь церкви, заводили песни: длинные, унылые, жалостливые. Особой популярностью пользовались две темы: о «злых татаровях» и «о пожаре московском». Первую слушали с ненавистью, вторую – сочувственно, но все ж с небольшой долей злорадства, типа, так вам, московитам, и надо. За спесь вашу, за гонор, за подлости.
У церкви Николая Чудотворца калики затянули про «злых татаровей»:
Как пожгли поганые славен Алексин-град,
Полегли все, не осталося
Ни старца, ни воина,
Ни дщери, ни отрока…
Ульянка и Настена встали средь окружившей слепцов толпы. Слушали… Потом полезли за мелкой монетой. Бросали слепцам, те кланялись. Один из слепцов уж очень знакомым показался Ульянке. Подошла ближе, взглянула пристально… Ну, точно – Нифонтий! Подмастерье из мастерской ее покойного батюшки, вощанника Петра. А может, не он. Похож просто. Ульянка схватила слепого за руку:
– Нифонтий, ты ли?
Тот вздрогнул, повернул к девчонке лицо с черной повязкой на месте глаз:
–
Отошли в сторону, поговорить. Так и узнала Ульянка о встрече слепцов с Гришаней под Алексином, о том, как пожгли город татары, никого не осталось.
– Совсем-совсем никого? Может, и спасся кто?
– Может, и спасся. Только тех, кто спасся, татары сразу похватали – и в рабство. Так что ежели спасся твой Гриша – так, не иначе, у татар он.
– У татар… – Ульянка вздохнула.
– Ну и что же, что у татар? – встряла Настена. – Их всяко выкупить можно – и Гришу, и Олега Иваныча. Только знать бы точно… Вот что. Скажи-ка, Нифонтий, а как бы вызнать, в полоне наши аль нет?
Нифонтий почесал бороденку. Криком подозвал одноглазого поводыря, пошептался с ним о чем-то…
– Говорят, Аксай-бек под Алексином большой полон взял, – отпустив проводника, сообщил Нифонтий. – Человек он у татар не последний. Кроме Аксай-бека, еще были отряды Каюм-хана и Адыгея-мурзы. Это – кто поважнее, ну а всякой шушеры татарской – без числа. Впрочем, шушера все одно полонянников в общий счет предъявить должна, для дележу справедливого.
Настена вздохнула:
– Как ты сказал-то, Нифонтий? Кабум-кан? Тьфу, не запомним имен их богомерзких… Ульянка, сбегай-ка домой за писалом да берестою.
– Да зачем же бегать, тетя Настена? Нешто не запомнить? Аксай-бек, Каюм-хан и Адыгей-мурза. Проще простого. Только одни мы ничего не вызнаем. Идем-ка к Софье-боярыне!
– Ой! Вот так и запросто – к боярыне? Чай, не званы.
– Пошли, пошли… Уж она обрадуется! И что делать – сообразит, подскажет.
– Ну ладно, пойдем. Только я к боярыне заходить не буду, на улице постою, у ограды.
…К концу месяца боярыня Софья получила первые известия через знакомых поволжских купцов. По всем приметам – здоровый светлобородый мужчина с родинкой на щеке и синеглазый отрок – оказались в полоне Аксай-бека. Ни у Каюм-хана, ни у Адыгея-мурзы людей с подобными приметами не было. А отрок и мужчина с родинкой были сразу же уведены в Кафу на продажу торговым представителем бека Аттамиром-мирзой.
– Так что ищите своих родичей в Константинополе, – тряхнул крашенной охрой бородой купец. – Из Кафы туда – прямая дорога. Если живы – выкупите. Но деньги готовьте немалые!
– Да что деньги… Уверенности нет, вот что худо. Кабы наверняка знать, что они там. А то ведь Константинополь – не близкий свет.
– Что ж… И то узнать можно. Только не сразу. – Купец бросил хитрый взгляд.
Боярыня вытащила из калиты золотой рейнский гульден, мгновенно исчезнувший в складках халата торговца.
– За скорые вести получишь столько же. Только смотри не обмани, для тебя же хуже будет.
– Что ты, любезная госпожа! Испокон веков мы, Кабеевы, в Новгороде торговали честно и славно. И отец мой, и дед, и…